Южная страсть (Черная маска)
Шрифт:
— Наверное, к утру пойдет дождь, — сказала Летти, чтобы как-то сгладить неловкость ситуации.
— Может быть, — согласился Рэнсом; голос его был серьезен.
Летти ухватилась за следующую мысль, пришедшую ей в голову:
— Если хотите, я помассирую вам виски и затылок. Я делала это иногда моей матери, когда у нее болела голова.
— Буду вам очень благодарен.
«Она может делать все, что угодно, если при этом будет прикасаться ко мне», — подумал Рэнсом.
— Если вы сядете, я попробую.
— А вы будете стоять? Нет, уж лучше вы садитесь.
— Но я не смогу дотянуться…
— Так
Даже в темноте Летти могла видеть, как широка его спина и как рельефно проступают на ней бугры мышц. Она ощущала тепло его тела, чувствовала тонкий мужской мускусный запах и никак не могла себя заставить прикоснуться к нему. У нее немного кружилась голова — очевидно, это был результат того шока, который она только что пережила.
«Я здесь для того, чтобы облегчить его боль», — наконец сказала себе Летти и положила руку ему на лоб.
Волосы Рэнни были густыми и шелковистыми, голова — красивой правильной формы. Шрам на виске ощущался как паутина рубцов вокруг неровной впадины, хотя в самой впадине кость была твердой, неповрежденной.
Летти сосредоточилась на тех местах, где, по ее расчетам, должна была концентрироваться боль, и пыталась эту боль успокоить. Она массировала ему виски медленными, четкими круговыми движениями. Пальцы ее скользили пб его волосам и останавливались над ушами. Рэнни вдруг тихо вздохнул, и она удвоила свои усилия, перешла к затылку. Летти разминала большими пальцами напряженные мышцы и сухожилия задней части шеи, а ладони ее плоско лежали на его плечах. Кожа у Рэнни была теплой, мягкой и словно вибрировала от какой-то жизненной силы.
Пробегали минуты. Откинув голову назад, Рэнни наслаждался ее прикосновениями, впитывал их всем телом. Когда Летти подумала, что он почти задремал, он вдруг поймал ее руку, перевернув ее и поцеловал ладонь.
— Чудодейственные пальцы! Мне уже лучше, намного лучше.
Плечи Летти болели от непрерывных движений и неудобного положения, но она не обращала на это внимания.
— Я очень рада, если смогла помочь вам.
Рэнсом не был таким уж сонным, каким хотел казаться. Просто он считал, что так безопаснее. Слишком уж сладостны были ее прикосновения — они вызывали в нем такие порывы, что она была бы шокирована, если бы узнала о них. Впрочем, один из этих порывов, пожалуй, можно было удовлетворить — и тем самым заодно отвлечь ее от опасных подозрений.
— Мисс Летти…
— Да, Рэнни?
Икра ее ноги была прижата к его боку. Летти ощущала, как вздымается и опускается его грудная клетка при дыхании, чувствовала очертания твердых мышц, покрывавших его ребра. Она могла отодвинуть ногу, но сейчас не способна была заставить себя это сделать.
— Скажите, пожалуйста, я вам нравлюсь?
— Что за вопрос? Конечно.
— А Салли Энн нравится полковник.
— Почему же нет? Он очень милый человек.
Что-то в его голосе заставило Летти насторожиться, хотя она и не могла бы сказать, что именно. Ей стало досадно, что она не видит его лица и не может заметить веселые искорки в глазах, которые обычно предшествуют его шуткам. А может быть, он вовсе не шутит?.. К сожалению, Рэнни сидел по-прежнему спиной к ней и смотрел на перила веранды.
— Я видел, как они целовались.
Летти подумала, что так бы мог сказать Лайонел. Все-таки Рэнни действительно превращается иногда в двенадцатилетнего мальчика!
— Вы не должны шпионить за ними, — строго сказала она.
— Я и не шпионил. Я случайно заметил их под магнолией.
— В любом случае это не ваше дело.
— Конечно. Но тетушка Эм говорит, что нельзя пить из стакана, из которого пьют другие люди. А поцелуи еще хуже.
Летти изумленно взглянула на него:
— Мне не приходило в голову, что в этом есть какое-то сходство.
— А вы когда-нибудь целовались?
— Ну, я думаю…
— Целовались?
— Может быть, раз или два.
— Вам понравилось?
Она ответила не сразу — ей никогда не приходилось говорить о таких вещах с ребенком.
— Это… терпимо.
Рэнсом поморщился, глядя в темноту. Он уже жалел, что затеял эту игру, но не мог заставить себя перестать.
— А мне понравится?
— Рэнни! Откуда я знаю?!
— А вы поцелуйте меня. И посмотрим.
Просьба была такой робкой и простодушной, что Летти не могла обидеться. «В его интересе нет ничего непристойного, — подумала она. — В конце концов, я сама создала эту ситуацию, сама и виновата. Больше винить некого».
— Вы уверены, что хотите этого? — спросила она.
— Я уверен, — ответил Рэнни и, поднявшись на ноги, повернулся к ней. А вы не хотите? Вы против?
В звучании его голоса было какое-то неизъяснимое очарование. Летти почувствовала, как по всему ее телу пробежала легкая дрожь. А что такого, в конце концов?
— Нет, я думаю, что не против.
Рэнсом ощутил прилив настоящего триумфа. Он не делал резких движений только взял ее за руку, поднял и поставил перед собой. Летти, казалось, не испытывала ни страха, ни напряжения; он чуть не застонал, когда сравнил это с тем, как было в кукурузном сарае. Конечно, того, что было, не вычеркнешь, но все можно поправить, хотя бы отчасти. А если и нет, приятно сознавать, что хотя бы бедный Рэнни не разрушил пока ее доверия и не вызывает у нее страха или отвращения.
Он был так близко. Его объятие было легким, но властным, и Летти чувствовала: избежать того, что должно было случиться, теперь уже трудно, даже если бы она изменила свое решение. Но она не хотела его менять. Внутри у нее вдруг все всколыхнулось в предвкушении поцелуя, сердце забилось. Она смотрела на него не отрываясь, но глаза его были скрыты в темноте.
Наконец Рэнни наклонил голову, его губы коснулись ее губ. Поцелуй был нежным, упоительным в своей сладости. Он чуть-чуть переместил свои губы на ее губах, как будто удивившись их мягкой упругости. Прикосновение было осторожным, легким, но уверенным.
Летти придвинулась ближе. Она ждала, что его поцелуй станет более глубоким, она хотела этого. Но Рэнни ничего не предпринимал, только робко обнимал ее за талию. До нее вдруг дошло, что он просто не знает, что делать. Она положила руку ему на затылок, запуталась пальцами в густых волнах его волос и, набравшись смелости, провела по его губам кончиком языка. Сначала он как будто застыл от удивления, затем, словно повинуясь какому-то естественному порыву, сделал то же самое — коснулся ее языка своим.