Южное направление
Шрифт:
Легко сказать, притормози. А как мне это сделать, если у меня нет поводьев? Пришлось прибегнуть к «звуковым сигналам». К моему удивлению, заслышав «Тп-рру», кони встали. Ишь, получилось.
— Володя, я сейчас за шоколадкой схожу для жены комиссара, а ты здесь падажди. Я бы тебя пригласил, чтобы по маленькой выпить, но раз ты челавек непьющий, то приглашать не стану, — улыбнулся товарищ Сталин, а потом кивнул на здание: — И нэ хочу товарищей пугать. Услышат, что сам Аксенов приехал, из окон начнут выкидываться.
Вот какая у меня репутация. Не знаю даже, радоваться или огорчаться. Но ни переживать, ни радоваться не стану, а восприму все, как есть. А потом
Опасаясь, что Сталин развернется и уйдет, торопливо сказал:
— А знаете, товарищ Сталин, я бы сегодня выпил. Немножко.
— А «множко» я не налью, только по рюмочке, — усмехнулся Иосиф Виссарионович, кивая на здание РВС. — Давай, выхади.
Открывая дверцу кабины, я спросил:
— А как же товарищи? Если начнут из окон выскакивать?
— И хрэн с ними, пуст выскакывают, — совершенно серьезно отозвался Сталин, помогая мне выйти из машины. — Убъется какой дурак, пахароным.
Глава 5. Те же и Берзин
Бронепоезд уходил от Львова, который я так и не осмотрел. Жаль, конечно. Впрочем, коли в этой истории мы его полякам не отдадим, то приеду специально на экскурсию, если появится время, и партия с правительством позволят. А нет, то уж как-нибудь переживу. Наверное, лучше бы Львов отдать обратно полякам. Чует мое сердце — хлебнем мы с ним горя. Нет, украинским национализмом тут не пахнет, какой может быть национализм, если большинство горожан составляют представители других наций? Олесь Бузина, Царство ему Небесное, говорил, что нет ничего глупее, как считать Галичину украинским Пьемонтом, или родиной украинского национализма.
По дороге во Львов я умудрился раздобыть данные переписи тысяча девятисотого года. К слову, провели ее еще при Австро-Венгрии, а материалы опубликовали и на русском языке. Так вот, во Львове на тот год проживало восемьдесят пять тысяч поляков, сорок пять тысяч евреев, пять тысяч немцев и двадцать тысяч русинов, а всего в Австро-Венгрии проживало четыре миллиона русинов — восемь процентов населения империи (например, поляков было немногим больше — пять миллионов). Русины, как я полагаю, это те, кто нынче именует себя украинцами? Или я что-то напутал? Впрочем, не суть важно. Вряд ли за двадцать лет ситуация изменилась. Но если во Львове большинство населения составляют поляки, то оставь мы его себе, постоянно следует ждать пакости со стороны «титульного» населения. А Польша наверняка станет подогревать эту напряженность. Оно нам нужно? Есть, разумеется, вариант, при котором мы обеспечим лояльность жителей, но я его озвучивать не стану. Впрочем, не мне о том беспокоиться, есть головы поумнее.
Народ отдыхал. Красноармейцы, которых комвзвода держал в ежовых рукавицах, отошли ко сну. Сотрудники погуляли по городу, поднабрались впечатлений, а похоже, что чего-то еще — «сухой закон» тут не действовал, сидели тихонечко, боясь показаться мне на глаза и делали вид, что кроме чая ничего в рот не брали, а я делал вид, что им верил. Довольная Танька в штабном купе грызла шоколадку. Не подумайте, что я «замылил» подарок товарища Сталина Анне Спешиловой, все честно.
Верно, читатель ждет описания посиделок с товарищем Сталиным? Увы и ах. Я бы и сам с удовольствием описал, как мой «реципиент» Володя Аксенов сорвался и после пары рюмок на пару со членом РВС фронта пустился в пляс, распевая матерные частушки, потом отловил не успевшего удрать Склянского и утопил-таки его в ближайшей луже. Но не судьба. Как говорят — обломидзе. Ни пьянки, ни даже выпивки не получилось. Видимо, что в той, что в этой истории мне предстояло оставаться трезвенником, но я от этого не страдаю. Ладно, все по порядку.
Когда мы с товарищем Сталиным поднялись на второй этаж и вошли в его комнату — кровать, пара стульев, письменный стол и тумбочка, мой старший товарищ, предложив сесть, ринулся доставать «заначку».
— Странна, — хмыкнул Сталин, открывая дверцу тумбочки и проверяя ее внутренности. — Здэс утром стояла бутылка водки.
На всякий случай Иосиф Виссарионович проверил ящики письменного стола, обшарил карманы шинели, висевшей на гвозде, и даже заглянул под кровать.
— Странна, — повторил Сталин, вытаскивая на свет божий три шоколадки. — Шоколад здэс, а водки нэт. Еслы кто-та чужой, то он взал бы и шоколад, да?
У Иосифа Виссарионовича снова прорезался грузинский акцент. Видимо, он нервничал, но ситуация, хотя и неприятная, но не критическая.
Тут в дверь постучали и не дожидаясь ответа в комнату вошел человек — на вид, старше меня лет на десять, с оттопыренными ушами и выпученными глазами. Он стоял на ногах достаточно твердо, но опирался на стенку.
— Т-тофарищ Ст-талин, фы меня исфинит-те, — сказал незнакомец, слегка заикаясь. — Т-тофарищ Склянский пыл оч-чень сол, п-патаму хател фыпить, а когта у меня фсе кончилось, я решил, что могу уг-гастить замест-тителя тофарища Троцкого фашей фоткой. Я фам фсе фозмещу, но зафтра.
Судя по акценту, данный товарищ прибалт. Ба, так это же товарищ Берзин. Как там его по имени-отчеству? Кажется, Рейневан Исакович? Или Иосифович? Нет, Рейневан это не про него, но отчество точно Иосифович[1]. Он, как помню, коллега Сталина — второй член Революционного Военного Совета Юго-Западного фронта. Именно Берзин в той истории под давлением Склянского подписал приказ о выдвижении Первой Конной армии на спасение Западного фронта. Фронт спасать было уже поздно, но Буденный по крайней мере сумел вывести армию к своим не позволив ее разгромить или интернировать, как это случилось с корпусом Гая или пехотными дивизиями.
Сталин мрачно посмотрел на Берзина.
— Товарыш Берзын, а вам не кажется, что это болшое свинство с вашэй стараны — вайты в чужую комнату, взят бэз спроса чужую вэш, хотя би и водку? В ссылкэ за такое морду билы.
Интересно, а что будет, если Сталин перейдет от слов к делу? Разнимать? Вообще, я Иосифа Виссарионовича понимаю. То, что совершил коллега, это не просто свинство, а свинство в квадрате. Так что, если Сталин начнет лупить Берзина, я ему не стану мешать, но если латыш даст отпор, вот тогда и начну разнимать. Ну, или Берзину слегка добавлю. Двое на одного — не совсем честно, но как пойдет.
— Т-тофарищ Ст-талин, федь я же исфинился п-перед фами? — удивленно вытаращил Берзин и без того выпученные глаза. — Я же скасал, что фсе фосмещу, толька заффтра. П-патумаешь, фотка.
Все-таки я решил отвлечь Сталина от рукоприкладства. Спросил:
— А что так рассердило товарища Склянского?
Наверное, в иное время и в других обстоятельствах Берзин не удосужился бы ответить незнакомцу, тем более делиться соображениями касательно второго лица Красной армии. Латыши народ вообще немногословный, тем более, если что-то касается служебных дел. Но сейчас тот ответил: