За что ты нас предал?
Шрифт:
– Вот такие дела, малыш, - покачала я головой и, достав телефон, набрала номер знакомой, которая никак не была связана с Вадимом.
Именно она, дочь старой маминой приятельницы, и должна была мне помочь с разводом. Если уж мне сегодня настолько благоволят небеса, то может они так же просто, по щелчку пальцев, позволят разойтись и с мужем?
– Да уж… Яна, ну и ситуация, - выслушав меня, сказала Мила, с которой мы сначала созвонились, а потом встретились, чтобы обсудить тот ужас, который сейчас со мной творился.
–
Она покачала головой и ненадолго задумалась. Я уже даже заподозрила, что Мила скажет мне то, чего я совсем не желала бы слышать. Что-то вроде: я не хочу связываться с этим делом вообще, так что всего хорошего.
Но она лишь кивнула сама себе и уточнила деловито:
– Все те приобретения, которые делал ваш муж - недвижимость, автомобили, активы фирмы - они оформлены на него?
Я даже растерялась от заданного вопроса. Вообще не лезла в эти дела… потому что считала, что с Вадимом нас ждет впереди долгая совместная жизнь. Я любила этого человека, я поддерживала его, я ему доверяла…
– Понятно, вы не знаете, - констатировала Мила, не дождавшись моего ответа.
– Нужно это выяснить. Для составления иска о разделе совместно нажитого имущества нам будет просто необходимо раздобыть сведения о том, на что именно мы можем претендовать.
Слова Милы одновременно успокоили и заставили нервничать еще больше. Во-первых, у меня теперь есть адвокат, иначе интерпретировать сказанное Милой я не могла. Во-вторых, как мне теперь действовать? Спросить у мужа прямо, на кого оформлена та недвижимость, что он покупал в браке? Это все равно что найти голодного льва и помахать у него перед носом огромным стейком. И рассчитывать, что он не набросится, потому что решил стать травоядным.
– А сделать это как-то без моего участия возможно?
– тихо спросила я.
Мила закивала.
– Разумеется. Я возьму на себя решение данного вопроса, - ответила она, вызывая у меня вздох облегчения.
– А что касается ребенка? Он может у меня его отнять?
– спросила я.
Она покачала головой.
– Судья должен получить очень веские основания для того, чтобы забрать у родной матери малыша, тем более новорожденного. Даже суррогатным матерям дают право выбирать - не передумали ли они и действительно ли хотят отдать новорожденного биологическим родителям. Но есть такой аспект, как деньги… Они многое решают.
Увидев мой перепуганный взгляд, Мила замахала руками.
– Не слушайте меня, я зря вам это говорю. Уверена, что у нас все получится и малыш останется с вами.
Некоторое время мы молчали. Я нехотя пила травяной чай, Мила что-то записывала в своем блокноте. Я не знала, о чем еще рассказать ей, вроде и так поведала даже больше, чем было нужно.
– Мне страшно, - призналась я, когда поняла, что от понимания, что именно меня ждет впереди, по телу пробегает дрожь.
– Яна, не переживайте, я рядом, - улыбнулась мне Мила.
– И мы не будем действовать нахрапом, обещаю. Сейчас вы очень уязвимы. Мы не будем торопиться. Все постепенно разузнаем и поймем, как нам лучше действовать. Оставаться без гроша в кармане ведь тоже не вариант.
Она постучала кончиком ручки по столу и сказала:
– А теперь к расписке. Вы не могли бы рассказать о ней подробнее? Мне нужно понимать, с чем я столкнулась и в каком формате ваш муж может потребовать денег с ваших родителей…
После встречи с Милой мне стало хоть отчасти легче. Наверное, так чувствует себя отчаявшийся человек, который впервые попал к психологу. После встречи с ним ощущает себя уже совсем не одиноким и знает, что на его стороне есть тот, кто поможет… Это немного приободрило.
К маме и папе я отправилась потому, что очень давно мы просто не садились на кухне их дома выпить чаю, не болтали обо всем на свете, как раньше. А еще очень соскучилась по ощущению, что я снова маленькая девочка, которую обожают и лелеют.
Входя же в двери их дома сейчас, я невольно задавалась вопросом: почему я была так слепа, раз не взяла на контроль понимание, на кого Вольский мог оформлять всю недвижимость, которую покупал? Ведь эта квартира могла быть тоже записана, скажем, на Виталия Вадимовича, и если я сделаю хоть что-то против, не останется имущества ни у меня, ни у моих родителей.
Тот кокон, в котором я жила, созданный, как мне казалось, заботливыми руками моего мужа, по сути превратился в удушливую паутину, оплетшую меня по рукам и ногам.
– Яночка!
– обрадовалась мама, которая встретила меня у порога.
– Как хорошо, что ты заехала.
Она засуетилась, подавая мне тапочки и забирая сумку и теплый жакет. Потом положила руку на мой живот и улыбнулась.
– Уже соскучилась по внучку! Он так вырос!
Мы с мамой обнялись, после чего я, приобняв ее за плечи, направилась в сторону кухни.
– Вырос, да. Я не так давно узнала, что у меня действительно мальчик, - сообщила ей, запоздало сообразив, что со всей этой вакханалией, связанной с изменой Вадима, напрочь забыла о том, что должна была сделать первым делом - поделиться новостями с самыми родными людьми.
Они вряд ли будут присутствовать на этой дурацкой гендер-пати, да и узнать такие вести должны в числе первых.
– А где папа? Почему он не встречает дочь?
– с мягким притворным укором поинтересовалась у матери и увидела то, от чего по спине побежал холодок.
Мама быстро спрятала взгляд и отвернулась.
4.
Я прошла прямиком к отцу. Он лежал на постели и при виде меня попытался подняться, но не смог.
– Папа, что случилось?
– встревожилась я, бросаясь к нему.
Конечно, после изнурительной болезни и бесконечных медицинских манипуляций, оба родителя уже не были столь бодрыми живчиками, какими были до этого момента, но, находясь в ремиссии, они не лежали пластом на постелях… Или папа просто приболел, но меня решили не беспокоить?