За чужую свободу
Шрифт:
Шум города замирал, сливаясь в один неопределенный гул… Где-то далеко прозвучал и замер призыв труб на вечернюю молитву. Донесся рокот барабанов. Тишина опускалась на шумный город, и, казалось, с этой благоуханной тишиной весенней ночи слетали блаженные грезы и мирные сны на грозные полки, готовящиеся к кровавым боям, и на жителей города, обреченного неведомой судьбе в ужасах войны.
Столовая была ярко освещена, и стол убран по праздничному. Никогда на скромном столе старого музыканта не было такого разнообразия вин и всякой еды. Старик только покачивал головой.
Герта была лихорадочно
Новиков подошел чокнуться с молодой девушкой. Когда он протянул бокал, чтобы чокнуться, Герта чуть не выронила своего бокала. Она увидела на мизинце правой руки Данилы Ивановича искусно сплетенное из золотистых волос кольцо. Она сильно побледнела и расширенными глазами взглянула прямо в глаза Новикова. Он ответил ей глубоким взглядом, полным тайного ожидания.
Она чокнулась, и их пальцы на мгновение соприкоснулись.
Окна в сад были открыты, и широкая, благоухающая волна вливалась в них. Озаренный луною, сад походил на сказочную декорацию. Город совсем затих.
– Боже, какая ночь! – вздохнул старик. – Разве в такую ночь не наполняется душа ужасом при мысли о морях крови, проливаемых в братоубийственной резне. Ведь мир Божий так прекрасен…
– Он отвратителен, – резко произнес князь. – Человек в этом мире – игралище чуждых враждебных сил. Позор, нищета, болезни, предательство, разочарования, бессмысленные мечты и кровь – вот из чего сплетается жизнь человека!
Новиков с удивлением взглянул на князя. Он не ожидал от своего всегда сдержанного товарища такой вспышки.
– Грустно, если человек в вашем возрасте может так думать, – тихо сказал Гардер.
– Оставим этот разговор, – сухо сказал князь. – Зачем портить настроение другим?
Он встал и подошел к окну. Эта ночь раздражала его и томила его душу… Бесконечная жажда любви наполняла его сердце. Все его существо рвалось и тянулось к далекому северу, где теперь белые ночи, где золотая заря, не померкнув, дробится на гладкой поверхности Невы, где оставил он то, что было единственно дорого ему в жизни и от чего он должен был отречься.
Послышался отдаленный топот. Все ближе.
– Кавалерийский отряд! – крикнул Зарницын.
Все бросились к окнам.
Теперь уже ясно слышался мерный стук копыт на улице за садом.
Прошло несколько мгновений, и вот, заглушая шум копыт, вдруг раздались звуки воинственной песни.
Чей-то мужественный голос пел:
Живее, друзья! На коня, на коня! На поле, на волю честную! На поле, на воле ждет доля меня, И сердце под грудью я чую! Мне в поле защитников нет никого, Один я стою за себя одного [3] .3
«Военная песня» Шиллера, перевод Л. Мея.
При первых звуках песни Герта насторожилась.
– Это ландвер! – воскликнула она и бросилась из комнаты.
Через минуту ее светлая фигура промелькнула в саду, в полосе лунного света.
Не долго думая, Новиков в одно мгновение был уже в окне и, спрыгнув в сад, побежал за ней.
Он нашел Герту там же, где и утром, на заборе, и примостился рядом с ней. Вся бледная, она взглянула на него блестящими глазами, с легкой улыбкой.
Озаренные луной, медленно продвигались по улице всадники.
А голос крепнул, ширился и звучал, как вызов.
Нет воли на свете! Владыки казнят Рабов безответно послушных. Притворство, обман и коварство царят Над сонмом людей малодушных! Кто смерти бестрепетно выдержит взгляд, Один только волен… А кто он? – солдат! Житейские дрязги с души он долой; Нет страха ему и заботы! Он смело судьбу вызывает на бой — Не нынче, так завтра с ней счеты. А завтра – так что же! Ведь чаша полна! Сегодня ж ее мы осушим до дна!Всадники уже проехали, и издали донесся, как боевой клич, последний аккорд напева:
Живей же, друзья, вороного седлай; Бой жаркую грудь расхолодит! И юность, и жизнь так и бьют через край.Последние звуки замерли вдали, а Герта все еще смотрела вслед темным силуэтам всадников.
– О чем вы думаете, Герта? – тихо спросил ее Новиков, как-то невольно называя ее просто Гертой.
Она медленно повернула к нему бледное лицо и ответила:
– Я завидую им.
И она тихо повторила напев:
А завтра. Так что же! Ведь чаша полна! Сегодня ж ее мы осушим до дна!Герта легко спрыгнула и медленно пошла по дорожке к дому.
Новиков догнал ее.
– Да, сегодня, Герта, – начал он, осторожно беря ее за руку, – завтра уже не принадлежит нам. Завтра мы расстанемся надолго, может быть, навсегда.
Он почувствовал легкое пожатие ее руки и поднес ее к своим губам.