За державу обидно
Шрифт:
Что Бог ни делает — оно к лучшему. Меня это почему-то нисколько не огорчило. На фоне этого демократического шабаша, с момента моего возвращения 22 августа и далее на протяжении двух дней, меня всюду доставали корреспонденты всех мастей и рангов. Меня ловили возле дома, возле штаба дивизии и в других мыслимых и немыслимых местах. Мне звонили. Я отмахивался от них, и чем больше отмахивался, тем настойчивей они становились. В конце концов я осатанел и объявил, что отвечу всем желающим на все вопросы сразу в 16 часов 24 августа в штабе дивизии. К назначенному времени собралось человек 25.
Эту импровизированную пресс-конференцию условно можно разделить на три акта. В первом акте вопросы несли на себе налет восторженности и сводились к одной мысли: как это здорово, генерал, что вы своевременно защитили нашу демократию. Я встал и объяснил, что я не демократ и мне до нее нет никакого дела. Не демократию я защищал, а здравый смысл. Я русский генерал,
— Равняйсь! — вот и вся его демократия.
Сущность третьего акта можно сформулировать довольно коротко: «Ну-у-у! А мы-то думали».
Эпилога не потребовалось. На что уж там рассчитывали — не знаю, но ушли все от меня огорченные, рассерженные и разочарованные.
Уже на митинге в первый раз прозвучало, что я получил значительно более высокое назначение и в ближайшее время приступлю к исполнению новых обязанностей. Дальше — больше! Меня поздравляли с назначением на должность командующего ВДВ, заместителя министра обороны, начальника главного управления кадров, ссылаясь на получение этой информации из «самых-самых» достоверных источников. Чем я больше доказывал, что все это чушь, тем меньше мне верили. Мне подмигивали, всем своим видом демонстрируя, что все знают, ценят мою скромность, не пора бы уже и выпить, и закусить. Я плюнул и перестал отказываться от любых должностей.
— Вы назначены командующим ВДВ! Поздравляем!
— Знаю.
— А что ж вы не?..
— Приказа нет.
— А — а — а!..
Все уходили успокоенные в предвкушении, что как только состоится приказ, я соберу всетульский пир.
Дело дошло до того, что на эту удочку попался даже такой заслуженный и всеми уважаемый человек, как начальник штаба воздушно-десантных войск генерал-лейтенант Е. А. Подколзин. Он позвонил мне числа 27–28 августа и минут десять высказывал мне обиду. Суть ее — всякая зелень пузатая молча, сопом лезет в командующие в обход старых десантных волков, не имея на то ни морального, ни образовательного права. Мне этот бред к тому времени уже порядком поднадоел, и когда и Евгений Николаевич заговорил об этом же, я в ответ невежливо расхохотался, чем обидел его еще больше. Попытки смазать бестактность успокоительными речами успеха не имели.
А тем временем… количество защитников Белого дома росло катастрофическими темпами. По моим подсчетам, в самые напряженные моменты было ну никак не более 100 тысяч человек, а тут счет пошел на миллионы. Выяснилось, что одних врачей было более 10 тысяч человек. Оборона называлась героической, но героической она могла бы стать лишь в том случае, если бы было наступление, а его-то как раз и не было. Оборона была! Люди к ней готовились. Воздадим должное мужеству этих людей, но наступления не было. А значит, эпитет «героическая» неправомерен. Низвергались авторитеты, на всех уровнях шли разборки, в людях были разбужены низменные инстинкты. Майоры становились полковниками, полковники — генералами. Толпы авантюристов и проходимцев с «демократическим» имиджем штурмовали теплые хлебные места, толкались и визжали у корыта власти. На страну саранчой сыпались временщики. В общем, все это было, на мой взгляд, дико. Настолько дико, что когда однажды в сентябре я был приглашен участвовать в телевизионной передаче «Добрый вечер, Москва!», которая шла в прямой эфир, не преминул этим воспользоваться, чтобы высказать свое мнение на этот счет. Ведущий передачи Борис Ноткин проинформировал меня, какие вопросы он мне намеревается задать, определил и предположительную направленность ответов. Я кивал. Когда началась передача, Борис патетическим тоном, все более накаляясь, возвестил: «И когда я услышал… войска генерала Лебедя перешли на сторону восставшего народа, слезы радости закипели у меня на глазах…» И закончил деловым вопросом: «Как вы себя чувствуете в роли защитника Белого дома?» Я выплеснул всю накопившуюся во мне желчь: «Как известно из истории, Владимиру Ильичу Ленину на памятном субботнике помогали нести бревно около трех тысяч человек. Защитников Белого дома уже более трех миллионов, и, опасаясь затеряться в этой огромной героической толпе, я официально отказываюсь от статуса «защитника Белого дома». Оставшееся до конца прямого эфира время Борис пытался загладить мою вопиющую бестактность.
Неожиданно оживился мой старый «приятель» Иван Яковлевич Бойко. Он был к тому времени уже генералом… И вместе со своим славным заместителем (к тому времени полковником) Карасевым в газетенке «Ленинское знамя», которая до недавнего времени была газетой Московского обкома КПСС, а с сентября стала носить громкое и маловразумительное
Весь этот легкий шум продолжался примерно до конца сентября, потом постепенно сошел на нет. Еще какое-то время ко мне под видом корреспондентов, представителей различных политических партий и движений, общественных организаций набегали непонятно чьи шпионы, задавали ряд вопросов на предмет определения демократичности моего внутреннего состояния и огорченно улетали в улей с докладом: «Нет! Не то!»
Ставший к тому времени первым заместителем министра обороны СССР, генерал-полковником командующий ВДВ генерал Грачев два или три раза при случае солидно и коротко помянул мою позитивную роль во «второй русской революции», и все окончательно стихло. Оно и к лучшему. Пожалуй, самым существенным, что сделал генерал Грачев, будучи командующим ВДВ, помимо участия в революционной деятельности, было четкое разграничение обязанностей между заместителями. Впервые в истории воздушно-десантных войск все было разложено по полочкам. Тринадцатый пункт моих обязанностей был предельно краток и гласил: «Выполнять другие поручения командующего ВДВ».
Все. Точка.
Грачев ушел, командующим стал Евгений Николаевич Подколзин, а обязанности остались. И 13-й пункт вдруг вышел на первое место. Для начала я стал членом государственной комиссии по реформированию политорганов. Возглавлял комиссию генерал-полковник Э. А. Воробьев, бывший на тот период начальником Главного управления боевой подготовки Сухопутных войск. Остальные генералы и офицеры, собранные в комиссию от других видов и родов войск, были тоже преимущественно представителями соответствующих управлений боевой подготовки.
Кому пришла в голову мысль заставить боевиков реформировать политработников?.. Наверное, исходили из того, что раньше у нас были отличники боевой и политической подготовки. Вот и решили: пускай одна половина «отличников» долбит другую.
Первое заседание у нас было очень короткое, организационное. Ознаменовалось оно скандалом, когда звезда первой величины военно-демократического небосклона, юный полковник Лопатин, попавший в полковники прямо из майоров (почти как Юрий Алексеевич Гагарин!), изгонял с собрания угрюмого слугу тоталитарного режима первого заместителя министра обороны СССР генерала армии К. А. Кочетова.
Второе заседание началось более конструктивно. Мы, как примерные школьники, расселись за столами, генерал-полковник Воробьев начал было с трибуны доводить до нас разные реформаторские варианты. Сбоку в кресле, в весьма вольной позе, сидела какая-то фигура в пиджаке. В начале заседания сзади кто-то хмыкнул: «Политкомиссар, видать!» Как выяснилось чуть позже, фамилия «комиссара» была Дубровский, он был полковник, преподаватель военно-инженерной академии. Не успел генерал-полковник Воробьев ничего еще толком сказать, как полковник Дубровский, не вставая с места, небрежно заявил, что все это чушь, надо собрать сюда, в Москву, политработников всея Руси и пропустить через мандатную комиссию. Генерал-полковник Воробьев, отчасти от того, что не привык к такому хамству, отчасти потому, что был свидетелем, как совсем юный сокол-полковник отважно пикировал на генерала армии, несколько растерялся. Остальные возмутились. Я заявил, что офицеров-политработников почти 98 тысяч. Переброска, размещение, питание такого количества офицеров — вещь немыслимая. Да и о чем можно разбираться с замполитами рот и батальонов, коих, как ни крути, большинство? И предложил нашей комиссии разобраться с Главным политическим управлением и руководством политорганов округов и армий, а остальных поручить аттестационным комиссиям округов. Возникла всеобщая перепалка. Участники разошлись взъерошенные.