За экраном
Шрифт:
Он говорил о том, что другие творческие работники зависят от режиссера и сценариста. Операторов, художников обижают… Режиссеры выделяют им проценты, как чаевые. Они вынуждены просить, получать подачки, они унижены.
Цифры были разительные, но подобраны в общем-то случайно, ибо за «Чапаева», «Юность Максима», «Встречного» отчисления были огромны, и эти серьезные картины шли у зрителя с не меньшим успехом, чем «Девушка спешит на свидание».
Небольшое оживление в начале речи Дукельского немедленно прекратилось после слов, что отчисления следует упразднить. Было тихо. Творцы безмолвствовали. Поддержки
Тогда Дукельский нажал кнопку, появилась секретарша. Дукельский сказал: «Счеты». Катя с недоумением на него посмотрела. «Счеты», – повторил он и показал, как щелкают костяшками.
Катя скрылась и немедленно возникла с большими конторскими счетами.
Семен Семенович положил их рядом на стол, поднял палец и, глядя на впереди сидящих, спросил:
– Сколько нужно режиссеру в месяц на оплату хорошей квартиры?..
Молчание было ответом ему. Тогда он назвал сумму и ловко выложил ее на счетах.
– Сколько ему нужно на питание?..
И опять, не услышав ответа, назвал сумму, щелкнув костяшками.
– На книги… Книг надо много?
– На поездки?..
– На отпуск?
Он продолжал щелкать, устанавливая бюджет творцов.
– Может, забыл что-нибудь?.. – Опять молчание. – Набросим!.. – И он еще подкинул несколько костяшек.
– А теперь – за год одну картину можно снять?
В задних рядах кто-то выразил сомнение:
– За год не снимете…
– Ну а за сколько?..
Кто-то робко сказал:
– Раз в два года… Да?..
– Много!.. В полтора!..
И он начал ловко пересчитывать. В конце концов родилась сакраментальная цифра максимальной оплаты за постановку в 75 тысяч рублей. Из нее затем исходили при разработке постановочных и потиражных.
– Подумайте! – сказал он творцам. – А вам, – он обратился к работникам комитета, – надо подготовить проект и постановление.
Люди выходили озадаченные. Радоваться или плакать? Через час все телефоны творческих работников были заняты: негодовали, одобряли, плакали и комментировали. Злые языки передавали остроту Алексея Толстого: «Мой род пережил ликвидацию крепостного права, национализацию земли после Октябрьской революции, надеюсь, переживет и отмену отчислений».
Через месяц или полтора (Дукельский был оперативен и все решения проводил в жизнь незамедлительно) кто-то из режиссеров в Доме кино на общем собрании от имени творческих работников благодарил Семена Семеновича за заботу.
Так отчисления, которые присуждали создателям фильма зрители, голосуя рублем, были заменены постановочными и потиражными. Только в наши дни, через тридцать лет, наконец встал вопрос о непосредственной зависимости вознаграждения творцов картины от ее успеха в прокате. Мало осталось тех, кто был участником совещания зимой 1938 года, но, встретившись с кем-то из них, мы нередко вспоминаем Дукельского, счеты и стук костяшек.
Выступая на первом совещании, посвященном перестройке работы, он говорил:
– У меня рука не дрогнет! – И все знали, что она действительно не дрогнет.
Дукельский не терпел подхалимства. Одному очень уважаемому режиссеру, входившему к нему в кабинет, низко кланяясь и улыбаясь, он брякнул:
– Выйдите и зайдите, как человек!
При нем начали укореняться ночные бдения, приходилось вновь являться в главк вечером, часам к девяти, и сидеть до двенадцати, иногда просмотры назначались на час или два ночи. Штат комитета разрастался. Если раньше в ГУК насчитывалось от 10 до 20 человек, то сейчас были созданы главный отдел Управления по производству фильмов, а также отделы республиканских и союзных студий, увеличилось количество редакторов. Форма заключений стала уставной. Начальник главка Линов говорил, рассматривая сценарии: «Дайте дело Прута или Ржешевского», «введите Кудрявцева или Ермолинского»…
Линов был глухой и на собраниях в больших аудиториях плохо слышал, он часто улыбался, одобрительно кивая головой в самых неподходящих местах. Ему показывали пальцем на висящий на сцене лозунг: «Прислушайтесь к голосу критика». Спохватившись, он начинал что-то записывать.
Фактически руководили редакторами С.М. Дубровский, талантливый юрист, в прошлом прокурор, Ф. Левин – литературный критик и Л. Чернявский – высокообразованный литератор и партийный работник. Они пользовались авторитетом у авторов и режиссеров и, по существу, определяли репертуар и амортизировали многие неквалифицированные решения Линова и Курьянова, прямолинейность Дукельского. Появился ряд значительных фильмов: «Александр Невский», «Выборгская сторона», «Великий гражданин», «Волга-Волга», «Богатая невеста», «В людях», «Детство Горького», «Комсомольск» и т. д. Многие из них были начаты, правда, еще при Шумяцком.
Именно в эти годы советский кинематограф впервые пережил массовое бедствие, потом спорадически его опустошавшее.
План, над созданием которого годами работала студия, десятки авторов и режиссеров, составлялся с трудом, на подготовку сценариев затрачивались большие средства. Но пересматривался он в один день, и из него вылетали десятки названий.
Чтобы представить, что это значит, надо это пережить. Писатели, режиссеры, редакторы иногда в течение года писали, спорили, редактировали, а в один прекрасный день узнавали, что труд их оказался бессмысленен, хотя по большинству сценариев уже были разработаны эскизы, проведены пробы актеров, а иногда начаты съемки.
На «Мосфильме» из плана была исключена вся классика: «Пиковая дама», над которой работал М. Ромм с Э. Пенцлиным. Жертвой первого пересмотра пал и я, в ту пору писавший сценарий купринской «Олеси» для «Белгоскино».
Никакие переговоры, ходатайства писателей не действовали. Решение было бесповоротным. Корабль кинематографа резко менял курс, и люди оставались за бортом. Труд писателей в кино сделался очень зыбким.
Наиболее печальной оказалась история фильма «Старая крепость» режиссера Мирона Белинского.
Режиссер закончил на Одесской студии съемки фильма по роману В. Беляева. Фильм получился удачным. Выход «Старой крепости» на экран для режиссера был особенно важен, так как год назад неожиданно запретили его фильм «Застава у Чертова брода», снятый по сценарию К. Исаева. Последний долгие годы тайком просматривался у нас, на четвертом этаже, – в нем впервые снималась Марина Ладынина в паре с Коваль-Самборским. «Застава» имела бы огромный зрительский успех, но кому-то показалось, что слишком много в нем любви и для пограничников это предосудительно.