За границами легенд
Шрифт:
Долго, очень долго Син следовал вслед за музыкой и всплесками солнца на острых лезвиях, ни разу не ошибившись ни на миг… Казалось, его жуткое противостояние с музыкой и мечами, затянулось на вечность… А на его лице, его, вверившего свою жизнь и здоровье дикому танцу, было спокойствие! Ни тени страха! Ни на миг! А ведь его жизнь висела на волоске! Одно за другим взмывали и опускались над его головой четыре меча с лезвиями по обоим сторонам! Он мог искалечиться даже малейшим неверным движением, но…
Этот придурок остался жив и даже здоров!
А я… я боялась, что успела поседеть, пока длился зловещий танец силы и ловкости против восьми лезвий…
Наконец он отступил, резко уйдя назад. И четыре меча один за другим вонзились в щели между камней. А ведь соскочи один — и подвернулся бы ему под ноги или в лицо другим участникам! Мишур радостно взревел — и драконы с холма, да Акар его радостно поддержали, воспевая окончание сложного этапа.
Дальше Син сделал несколько движений, безоружный, то медленных, то быстрых, то медленных, то быстрых… Обтягивали штаны при движениях его сильные ноги, взвевалась толстая чёрная коса, да поблёскивали серебряные подвески на серьге, да кольца, крепившиеся на шнур, обвязывающий косу.
Но нет, на этом танец молодого и дерзкого эльфа не прекратился! Он медленно, пружинистыми движениями подошёл к воткнутым мечам. Сменил их положение. Так, что двое теперь безопасными концами застряли между камней, идеально прямые, на расстоянии шага друг от друга. А Син, мерзавец — он точно мечтал, чтобы из-за него кто-то сегодня поседел или сдохнул от сердечного приступа — продолжил.
Ладно бы движения танца, когда он сжимал в каждой руке по мечу, но…
Он, скотина, ещё и крутился между мечей, воткнутых лезвиями вверх, то в танце проходил вокруг них, то подпрыгивал между. И теперь ему надо было не только за руками следить, но это-то ладно, но и за ногами. Но этот безбашенный остроухий на ноги-то себе как раз и не смотрел — а только вперёд на соперников. Нет, повыше, на сидящих в первых рядах. И, в том числе на меня. И теперь на его губах появилась торжествующая усмешка и бешено буйной силой блестели его зелёные глаза
Это был танец двумя мечами. Танец между острых лезвий. То резкие, энергичные движения, то, следом за переливом флейты, текучие, как вода. И всё тело эльфа тогда как будто превращалось в медленный и ленивый водный поток. Да ещё и подвески на серьге поблёскивали, будто блики на воде. Да и на шнуре, которым он подвязал конец косы, на концах было шесть колец, тонких, но местами расплющенных и отшлифованных, которые тоже блестели в такт его движениям. Редкие всполохи и солнечные зайчики мерцали вслед за движениями сильного гибкого тела. Да меч поблёскивали…
Иногда, когда солнце пряталось за облаками — сегодня они были небольшими — а после выходило, то все четыре меча, все восемь лезвий начинали блестеть… И казалось, что молодое гибкое сильное тело движется между раскалённых сияющих струй, взмывающих от камней вверх… Да блестят подвески серьги и на конце косы, будто искры появляются над фонтанами из света…
Это был танец двумя мечами. Танец между острых лезвий. То резкие, энергичные движения, то, следом за переливом флейты, текучие, как вода. И всё тело эльфа тогда как будто превращалось в медленный и ленивый водный поток…
Это был быстрый танец, полный энергии и отваги…
Бешенный танец…
Дерзкий…
Почти несовместимый с жизнью: но Сину как-то удалось всё же их совместить.
Это было на удивление гибкое, энергичное и грациозное тело. Всполохи светлой кожи, подчёркнутые чернотой штанов. И этот переход между светлой-светлой кожей, начинающей поблёскивать от пота, да чёрными штаны из тонкой, но грубой, матовой ткани, стал заметен не сразу, но тоже добавлял какой-то музыки в этот странный танец… новые всполохи цветов…
Но вот он наконец застыл, между двух острых лезвий, вскинув руки с двумя мечами над головой — и солнце снова раскрасило лезвия в фонтаны из раскалённого серебра…
Танцор, множество раз и множество мгновений проходивший у Грани, наконец-то застыл.
И, хотя у меня, да и у многих, вырвался облегчённый вздох, однако же вместе с радостью, что он справился, что он уцелел, пришла и грусть.
Это были одни из тех мгновений, которые вряд ли когда-нибудь повторятся. Это был танец, яркий, словно отблески солнца на лезвии, иногда слепящиеся кому-то глаза. Он и танцор так же сверкали, яркими всполохами отзываясь в душе. Это был тот танец, который, кажется, и сам танцор вряд ли сумеет когда-нибудь повторить. По крайней мере, точно таким же, как и сейчас.
Син тяжело дышал, глубоко. По его обнажённому торсу скатывались капли пота. Кажется, он и сам устал, от этих долгих, захватывающих, пьянящих движений, от этой необходимости всегда быть начеку, но оборачиваться водным потоком, да утекать вслед за музыкой, вслед за пением флейты и робкими касаниями пальцев к каэрыму… Устал на мгновения превращаться в меч, резким взмахом устремляющийся на невидимых противников… Но его зелёные глаза горели диким ярким огнём. Да на лицо вернулась дерзкая, самоуверенная усмешка…
О, он был прекрасен в этот миг! Здоровый, ловкий, дерзкий, упрямый мужчина!
О, как здорово, что он вышел из этого поединка, из этого танца у Грани живым!
И как жаль, что этот чудесный танец закончился и больше никогда не повторится!
Но, может, хотя бы во сне хотя бы раз я увижу это снова?
…То резкие, энергичные движения, то, следом за переливом флейты, текучие, как вода. И всё тело эльфа тогда как будто превращалось в медленный и ленивый водный поток. Да ещё и подвески на серьге поблёскивали, будто блики на воде…
…Это гибкое, энергичное и грациозное тело. Всполохи светлой кожи, подчёркнутые чернотой штанов. И этот переход между светлой-светлой кожей, начинающей поблёскивать от пота, да чёрными штанами, добавляющий какой-то музыки в этот странный танец… новые всполохи цветов…
…Это танец между острых лезвий. То резкие, энергичные движения, то, следом за переливом флейты, текучие, как вода. Это быстрый танец, полный энергии и отваги…
Постояв какое-то время, будто давая зрителям посмотреть на него, уже замершего подольше, на то, как медленно скатываются капли пота по обнажённой мускулистой груди, по шраму и вниз, по сильным рукам, на его дерзкую улыбку и безумный завораживающий силой и упрямством блеск глаз, Син поклонился на три стороны. И зрителям и участникам. Медленно наклонился — тугая длинная коса из чёрных волос с всполохами серебряных колец на шнурке снизу перегнулась через его повлажневшее плечо, вновь подчёркивая бледноту его кожи, да, соскользнув по обнажённой груди, соскользнула вниз, будто насмешливо блеснув кольцами на прощанье — и подобрал мечи, по два в каждую руку. Да направился вперёд, то ли на участников, то ли на зрителей. Медленно, не спеша, какой-то кошачьей походкой. На его губах промелькнула та же обворожительная дерзкая усмешка.