За границами легенд
Шрифт:
— Сбежал от ответственности!
— А ты сначала докажи, что из-за Грани возвращаются! — он мне нагло подмигнул.
Вздохнула. Не так-то и легко будет найти много доказательств. Я вот только одно знаю, такое вредное.
Правда, посерьёзнел парнишка быстро, осторожно книгу открыл на определённом месте. Ещё несколько страниц перевернул. Там был потрет эльфа, очень похожего на короля.
— Младший брат одного из давних правителей, — добавил новый Лэр, — Я, кажется, родился снова именно в его роду, среди его потомков. В общем-то, я книгу принёс. Не знал, стоит ли. Но думал, не показать ли вам его. Но не решался. Потом вот соскучился по моему любимому инструменту, а вы меня застукали. И вот, кстати… — и книгу в другом месте открыл. Отлистал назал пару десятков страниц. Он, кажется, хорошо помнил кто и в каком порядке, за кем. Остановился на портрете девушки, девочки почти, очень милой, — Она тоже Забытая нашего рода. Правда, погибла быстро. Сломалась вне Леса. От неё не осталось потомков.
Он вздохнул и продолжил грустно:
— Я случайно нашёл упоминание о ней в легендах Синего края. Где-то у моря. Она пришла в портовый город. Эльфийка. Никому не говорила, откуда, почему одна. В платье грязном и оборванном. Только силуэт вышивки выдавал, что платье было роскошное. Она пела в трактирах за медяки. Ей охотно кидали. К ней мужчины приставали. В неё был влюблён какой-то молодой художник. И один старый. Копию копии того портрета хранят в королевском дворце Островной страны. Считают картину потрясающе красивой. Меня, правда в дворец не пустили. Я ночью залез. Но при свете факелов всех оттенков и мазков не видно. Но она была очень красивая. С грустной, очень грустной улыбкой. Говорят, от этой улыбки сердце старого художника дрогнула. А юный просто любил любоваться ею. Его картины с ней до нас не дошли. Вроде. Он просто канул в безвесности.
Полукровка грустно рукою провёл по щеке девушки. Лишь набросок. Одним цветом. Но она явно была красивая.
— Её изнасиловал пьяный моряк. Она с горя утопилась. После того старый художник продал свой дом — он уже что-то нажил, благо иногда рисовал богатых — и приютским девушкам раздарил, выходящим в жизнь. Чтоб могли купить себе что-то в приданное. Кто-то из них благодаря ему хорошо устроился. А он, обезумив, ходил с мечом по ночам, в порту. Защищать. Кого-то защитил. Там же его убили. Зарезали. А кто — неясно.
— Значит, это тоже — часть нашего рода, — вздохнула, — Такая грустная история!
— Если бы не тот художник, не его картина и странная поздняя любовь — о ней бы не осталось никаких следов, — парнишка снова погладил по щеке её, — Но это часть нашей истории. Только… я боюсь, что следы от всех Забытых мы уже не найдём. А среди них были… могли быть и другие… из нашего рода. То есть, из вашего.
Погладил книгу, по тексту, аккуратно записанному, красивыми буквами.
— Но, как мы ни старались с Матарном, про всех мы не знаем. И вряд ли узнаем. Они так и останутся Забытыми. Выброшенными, — он вдруг тепло улыбнулся, смотря на меня, — Здорово ты придумала, Рён! С этим месяцем, когда Забытые могут вернуться на родину. Хотя бы на чуть-чуть. Хоть сколько-нибудь задержать память и какие-то чувства тёплые к ним, — улыбнулся ещё шире, — Сейчас не все это понимают. Драконы и вовсе тебя осудили. До сих пор осуждают тебя и смеются над тобой. Но я почему-то уверен, что ты сама войдёшь в легенды. Вне зависимости от того, станешь ли ты королевой или только останешься внебрачной дочерью короля. Тебя запомнят как Рён, которая первая вспомнила о Забытых.
— Ага, а пока эльфы будут судачить о взбалмошной Рён, в Черноречье люди будут болтать о грубой и дерзкой Светлане, воспетой мерзким Благовестом, — усмехнулась.
— Почему мерзким? — удивился Нэл, — Я его встречал как-то. Милый, добрый парень. И рассказывает изумительно.
— А Кан рассказал, что однажды поймал его руку в своём кармане в трактире, — Хэл засмеялся.
— Да ну?! — растерянно я вскричала, — Он… и воровал?! Если он так ладно языком треплется, на хрен ему воровать?!
— Кан сказал, что Благовест тогда в своём таланте разочаровался. Юный ещё был. Слишком. А с голоду подыхать тогда ещё не хотел. Вот и пытался грабить.
Вскричала:
— Он и разочаровался?!
— А ты его тайная поклонница? — засмеялся Нэл.
Пробурчала:
— Нет, я его ненавижу. Но болтает-то он ладно. Я его сама однажды слышала.
Тут вышел Сам и радостно объявил, что с королевой всё более-менее в порядке, и что она зовёт нас войти. И она очень обрадовалась, когда вновь увидела полукровку.
Радостно выдохнула:
— Не приснился! — и долго, очень долго держала за руку, боясь отпустить.
Сам и его напарник под строгим взглядом парнишки поклялись никому не говорить о том, что они случайно услышали. Эльфийский слух, как ни как. Но вот если он сам захочет когда-нибудь признаться. Тогда готов ыподтвердить, что сегодня услышали.
Вернувшегося из-за Грани мы решили детям представить как нашего с Нэлом друга. И вообще никому его с Матарном секрета не говорить. Хотя, правда, Син его тайком увидел, когда Лэрим у своего любимого в прошлом ручья ушел умываться рано поутру, снял капюшон. Разумеется, лицо его увидев, Син тоже напрягся. После тайного совещания — куда Сина не пригласили — мы решили выдвинуть теорию, что Лэрим может быть потомком кого-то из Забытых королевского рода. Ну, с чего-то же на Хэла похож! Хотя и седьмая вода на киселе. Уже и не разберёшься, в каком колене потомок и от кого.
А тот том Летописи Забытых он нам оставил перед уходом.
Шуму было много. Ещё больше, чем когда я стала преводить тот свой первый указ в жизнь. Но Хэл настоял, чтобы подаренный Лэримом том поставили в главной библиотеке. И чтобы сделали ещё несколько копий. Первую вызвался записать сам. Сказал:
— Хочу узнать хотя бы часть истории моего народа.
— Плохое решение, — проворчал Син, — Вы испортите вашу репутацию ещё больше.
— А что… её можно изгадить ещё больше? — годы странствий речь короля подпортили.
Так мне Син сказал. Хотя я считала иначе. Но я промолчала. Обязанности королевы, временной, приёмницы, может, снова королевы в будущем. Тьфу, гадость какая!
Но, впрочем, отец на днях мне подарил ленту с бронзовыми кольцами, которую когда-то в молодости носила моя мама. И которую он с места, где они меня зачали, свистнул, с неё снятую. Так что я отросшие волосы в косу заплела, ленту мамину одела на голову, кольцами по бокам от висков. Ходила и радовалась. Всё-таки, я часть мамы. А она теперь — часть королевского рода эльфийской страны. Так получилось.
Через неделю я велела на стене главной библиотеки Эльфийского леса высечь надпись. Остроухие, разумеется, много шумели. Как обычно. Ладно, доброй и милой Рён войти в легенды я никогда не стремилась.
И когда заходила туда, по делам или поймать там отца читающего или сына, с удовольствием смотрела на изящные буквы, высеченные по светлым камням:
Мы — звенья одной цепи.
Мы — нити одного узора.
На шали мира все наши пути