За гранью мира алая заря
Шрифт:
37
Когда краски вернулись, Маруша подумала, что лучше б она так и оставалась во тьме. Картина, представшая глазам, не радовала. Огромная желтая луна висела над еловым лесом с обломанными вершинами, словно здесь когда-то безумствовал ураган. Елки росли далеко. Не долететь, хоть маши крыльями до изнеможения. До последнего взмаха, после которого только упасть и не подняться. Зато упасть было куда. Вокруг простиралось болото, от которого поднималось нестерпимое зловоние. Чахлые деревца казались давно засохшими. Гулко лопались пузыри прорвавшегося газа. А вот ветер затих, словно не успел за парочкой сказочников
В общем, из такого места следовало мотать как можно скорее.
– Я поняла, чего не хватает нашей главной героине!
– воскликнула Маруша, и Тот, Кто Сидит На Качелях, вопросительно уставился на нее.
– Того, кто подскажет ей, где прячется солнце!
– Ладно, - нехотя согласился гриф.
– Твоя очередь. Значит, будь по-твоему.
Снова Маруша увидела городские кварталы. Город заснул. Собственно говоря, сказка складывалась уже не про неоновый город. Редкие бусины фонарей едва разгоняли мглу. Город состоял из многобашенных замков, рядом с которыми вились улочки, заполненные покосившимися избушками. К замковым стенам прижались киоски и трансформаторные будки. В городе перемешались века и эпохи, словно бескрылые, уходя, нарочно перекрутили друг с другом стрелки часов, по которым вершилась здешняя жизнь. Возле разломанной коробки от апельсинов сидела крохотная оранжевая собачка и смотрела на странную голубую луну. Не тявкала, не рычала, не скулила, не выла. Смотрела, как будто чего-то ждала.
Тот, Кто Сидит На Качелях, вылетел вперед и опустился на ветку клена, приглашая Марушу сесть рядом.
– А ты ищешь не солнце, - вздохнул он.
– Ты ищешь кого-то. В любом из сотканных тобой миров, ты придумываешь встречу. Белая птица, кошки неоновых улиц, собака, сочиняющая песнь Луне.
– Зато твои миры пустынны до омерзения. Неужели ты не можешь придумать кого-то еще?
– Придумать легко, но зачем? Давным-давно я уже сделал выбор, решив ни о ком не думать. За это мне дано право сидеть на качелях.
– Птица, сидящая на качелях, смотрится противно и уродливо.
– А ты не смотри. Ты сядь. Ты оттолкнись, вложи себя в этот первый толчок, чтобы мир изменился. Ты качаешься, и мир качается. Крутится мир. Вертится вокруг оси, на которой закреплено сиденье. А ось та настолько близко, что ты уже не можешь отделить ее от себя самого. Именно на качелях начинаешь верить, что мир вращается только вокруг тебя.
Голос грифа стал заунывным. Маруша тряхнула головой, отгоняя невидимую паутину тягучих мыслей Того, Кто Сидит На Качелях. Она ищет солнце, она сейчас спросит у собаки...
– Чего спросишь?
– усмехнулся гриф.
– Не видели ли вы, мадемуазель, пропавшее солнышко? Ах, оно вам не требуется? Ах, вам достаточно Луны? Зря, мисси, совершенно напрасно. Я, конечно, тоже слагала песнь во славу Луне и даже чуть не стала... Ах, вы думаете, ваша получится лучше...
– Хватит, - взвизгнула Маруша и поразилась собственной смелости. Скажи ей две ночи назад в трубе, набитой мусором, что пройдет совсем немного времени, и она станет кричать на Того,
Гриф улыбался, словно Маруша наговорила ему комплиментов.
– Зачем спрашивать?
– его глаза блеснули озорными языками туристского костра.
– Попробуй найти его сама.
– Но где?
– расстроилась Маруша.
– Вон, сколько миров мы уже выдумали, а солнца ни в одном не оказалось.
– Поправочка, - каркнул Тот, Кто Сидит На Качелях.
– Что значит, не оказалось? Солнце у нас, видите ли, виновато! Видите ли, не оказалось его нигде. А мы искали? Нет, мы разве везде искали? Ты хоть раз оглянулась и посмотрела, что у тебя за спиной?
– Зачем? Ведь солнце всегда впереди!
– А вдруг оно решило взойти не с той стороны.
– А с какой? С этой что ли?
Птичка крутанула мертвую петлю и развернулась. Теперь ее клюв смотрел в направлении, куда прежде топорщился хвост.
За спиной оказалась заря.
Утренний туман стелился по широкой реке. За рекой небо изукрасили узоры верхушек деревьев. Черное на красном.
– Я добралась!
– радостно выдохнула Маруша.
– Ошибочка, - громовым раскатом разорвал безмолвие Тот, Кто Сидит На Качелях.
Не заря украсила небо. Если закат еще иногда оборачивается таким кровавым покрывалом, то уж заря никогда не пользуется столь мрачными тонами. Багровая пелена простиралась по небу, словно пузырь, наполненный кровью, словно страшное, неправильное солнце, которое никогда не станет умиротворенно-желтым.
– Ты нашла солнце!
– возвестил Тот, Кто Сидит На Качелях, еще громче.
– Но его ли ты так жаждала отыскать? Ты хотела зарю, ты ее получила!
– Это придуманная заря, - запротестовала Маруша и зажмурилась, чтобы не успеть поверить.
– Это всего лишь сказка, которую мы на пару с тобой сочинили.
Гриф не отвечал. Подождав полминуты, Маруша осторожно открыла глаза.
38
Гриф никуда не делся. Он молчаливо сидел на качелях. Очень скоро Маруша снова начала слышать зловещий скрип несмазанных шарниров. Миры исчезли. Перед глазами оказался знакомый унылый двор с уснувшими домами. По небу все также со скоростью курьерского поезда проносились облака.
– Все, девочка, - гриф медленно поднял крылья и величественно спланировал на промерзшую землю.
– Закончилась наша сказка.
– Но я хотела, чтобы она закончилась по-другому!
– Ну что ж, последнее слово выпало сказать мне. Ты недовольна? Не забывай, в награду ты увидела несколько стран, в которые никогда бы не залетела, не возьмись мы этой ночью складывать сказки. Тебе понравился хоть один из миров? В каком из них ты бы хотела остаться?
Миры веселой стайкой вспорхнули перед глазами, предстали во всей красе и вновь погасли, утонув во мраке Ночи Пустозвона. Город с каналами. Серые многоэтажки, усеянные черными дырами окон, разноцветные дома, соединенные сверкающими проводами, ящик от апельсинов и собака. Города не выглядели чужими. Города звали. Каждый из них казался сейчас родным гнездом, в которое так радостно забиться, отгородившись от злобы и тоски огромного мира. Забиться, закрыть глаза и ждать, пока опустевшая душа снова наполнится невесть откуда пришедшей теплотой.