За гранью вечности
Шрифт:
«Не хватает воздуха… – думает он про себя. – Как же горячо и душно… Айон, почему здесь так душно?!»
Юноша не слышит, что говорит Верховный Жрец, и только когда тот дотрагивается ладонью до его лица, Дариус реагирует.
– Тебе нужно поставить печать души на свой первый кибелиск, – офицер слышит голос священника, но плохо понимает смысл его слов. – Подойди к статуе Ариэль. Это будет твоим местом возрождения…
Сбоку от величественной статуи Айона в незаметной низине за алтарём виднеется другое каменное изваяние. Юклиас
– Вы что, с ума сошли? – говорит шёпотом юный император. – Я не позволю Вам ничего испортить.
– Вы не понимаете, – так же тихо произносит бессмертный, повернувшись к правителю. – Что-то здесь…
Но Даэв не успевает договорить из-за громкого крика и шипения. Он тут же оборачивается, и видит следующее: Дариус стоит около статуи Ариэль и истошно кричит, прислонив к камню ладонь. Рука юноши дымится и обугливается, словно её бросили в костёр. Он пытается оторвать её от изваяния, но та словно намертво прилипла к нему.
Даймон бросается к алтарю. За ним вскакивает и Ваталлос. Даэв первым подбегает к молодому человеку и с силой одёргивает его ладонь от статуи. Дариус падает на пол и продолжает кричать, держась за обгорелую до костей руку. К юноше подбегает отец и бросается к нему.
– Дариус! Дариус! Ты слышишь меня? – Ваталлос нервно поворачивается к бессмертному. – Что с ним такое?!
Даймон не отвечает и смотрит на изваяние. От руки юноши на камне остался глубокий чёрный дымящийся след, словно кто-то прожёг на нём отпечаток ладони.
Зрители судорожно поднимаются с мест и, выглядывая друг из-за друга, начинают наблюдать за тем, что творится у алтаря. По залу расползается громкий шёпот, переходящий в гул.
Юклиас морщится от запаха горелой кожи, не понимая, отчего это могло произойти. Он бросается на колени перед кричащим Дариусом и начинает произносить непонятные слова, что должны уменьшить боль юноши. Это помогает. Через несколько секунд его крик утихает. Молодой человек громко хрипит с закрытыми глазами, не реагируя на своё имя и потряхивания отца.
Даймон наклоняется, берёт Дариуса за голову и буквально кричит ему в ухо:
– Раскрой крылья! Слышишь! Немедленно раскрой крылья!
В ответ – ничего. Даэв скалится и начинает бегать глазами по округе, ища в толпе возможного виновника случившегося. К нему сзади незаметно подходит Канеус и спокойным равнодушным голосом говорит:
– А я его предупреждал…
Даймон непонимающе оборачивается на заклинателя, но тот больше не произносит ни слова и спускается с алтаря, растворяясь в толпе. Отец юноши, Даймон и Верховный жрец продолжают нависать над телом Дариуса, пытаясь привести его в чувство.
– Бесполезно, –
Мужчины переглядываются и дружно поднимают хрипящего парня.
– Что вообще только что произошло? – в приступе ярости спрашивает Ваталлос, вцепившись в сына.
– Не могу знать, – лишь качает головой священник. – Но скажу одно: что-то нехорошее.
========== Часть 6. Глава 10. ==========
Комментарий к Часть 6. Глава 10.
Отредактировано.
Вечером следующего дня.
Святилище Элизиума.
Покои Верховного Жреца располагались на верхнем этаже Храма. К ним вела узкая винтовая лестница, спрятанная за крохотной дверью у алтаря. Несмотря на высокий чин, Юклиас не шиковал. Да и к чему ему были золотые стены и мебель из слоновой кости? Ведь если спустишься вниз, то и так увидишь это всё в умопомрачительном объёме. Нет, это вовсе не значило, что священник жил в спартанских условиях. Мебель в его покоях была никак не дешёвой, но и не заоблачно дорогой. Можно было описать её одним ёмким словом – надёжная.
Большая металлическая двуспальная кровать пристроились в углу просторной светлой комнаты, рядом была тумбочка из красного дерева с ветвистым подсвечником на ней. В противоположном углу стоял массивный широкий шкаф, а сбоку – ряд стеллажей со свитками, книгами и разноцветными баночками. К окну был задвинут большой стол со множеством ящичков. Рядом покоилось царское кресло, отделанное мягким красным бархатом. Окно священник любил занавешивать полупрозрачными шёлковыми шторами, которые были плотнее, чем тюль, но тоньше ночных штор, не пропускающих свет вообще. Он говорил, что так в комнате становилось уютнее: нежный тёплый свет падал на бордовые обои и, отражаясь от золотых узоров на них, расстилался мягким туманом по всем углам его покоев.
В этот же вечер окна не были занавешены: связанные шторы по бокам подёргивались от лёгкого сквозняка, стоящего в комнате Юклиаса. В постели Верховного Жреца ворочался Дариус, которого принесли сюда ещё вчера после неудачной церемонии. Рядом с кроватью на кресле сидел его отец. Он потерянным взглядом всматривался в лицо сына, застыв на своём месте и не моргая. Только редкое дыхание мужчины нарушало тишину покоев священника.
Вдруг дверь в комнату отворилась, и снаружи показалось лицо Эдварда – верного слуги дома ан Боуэнов.
– Господин Ваталлос, – шёпотом позвал он своего хозяина. – Господин Дариус начал приходить в себя?
Мужчина лишь грустно пожал плечами и кивнул в сторону сына. Тогда Эдвард робко вошёл внутрь, а за ним – военачальник Элизиума и легат Щита Неджакана.
Трое мужчин встали около Ваталлоса и молча уставились на Дариуса.
– Что же могло стать причиной такой реакции? – почти шёпотом спросил Фаметес у Даймона.
– Какое-нибудь проклятие, – сухо ответил Даэв, пожав плечами.