За гранью

Шепелев Алексей А.

— Добро. Минное дело вряд ли понадобится, да и опыт твой устарел. Прочее же в хозяйстве не помеха.

— Как это устарел?

— Саша… Ну, представь себе современную мину с установками на неизвлекаемость и самоликвидацией, реагирующую только на тяжелую бронетехнику, или горе-сапёра. Что ты с ней будешь делать?

— Изучать, — улыбнулся Сашка.

— Ага… Давай дальше. Какая у нас ближайшая задача?

— Наверное, встретиться с кем-то. Тропа подскажет.

— Подскажет… Давай думать, Саша. Какова цель операции?

— Кто

ж его знает?

— Ладно. Слушай приказ.

Сашка рефлекторно вскочил и вытянулся в струнку.

— Сведения о противнике: обладает развитой системой базирования, по крайней мере, в нескольких мирах, не контролирует Тропу, похоже, не имеет доступа к таковой. Сбор информации и действия осуществляет через агентуру, современными способами прикрытия деятельности не владеет. Имеет собственные системы межмирового транспорта. Первым этапом действий является добывание и анализ сведений о противнике. Вопросы есть?

— Никак нет!

— Тогда садись и пей чай. Что имеешь дополнить к информации о противнике? А то даже, — Мирон улыбнулся, — и приказ нормальный не составить.

— А почему?

— Ага, ты не в штабах крутился, верно… Саша, приказ должен начинаться с информации о противнике и цели операции. Это придумали давно — и совершенно правильно. Пока ясно, что противник боится разглашения сведений о себе, ему проще ликвидировать базу, чем…

— Стойте! — Сашка явно переступал через себя. — Такое мне попадалось!

— Саша, спокойно. Что именно?

— Тогда, в Гражданскую… Мы встречали несколько раз что-то очень странное. Мне поручик Бочковский показывал мастерскую и остатки какого-то оружия… Мастерскую взрывали неясно чем, запах стоял незнакомый.

— Какие запахи знакомы?

— Пироксилин, динамит, аммонал, тротил, кордит.

— Ясно, Саша. Совсем не факт, что это то, что мы ищем, но давай, доложи точнее. Где это было?

— Между Невинномысской и Барсуковской!

— Добро. Что-то кроме оружия запомнил?

— Так точно! Свёрла и резцы с наконечниками золотистого цвета. Оружейник наш забрал: сказал, очень удобные и прочные.

— Добро. Что-то ещё?

— Никак нет!

— Нарисовать оружие можешь?

— Плохо получится, — Сашка застеснялся.

— Нарисовать, разведчик. Не начертить. Держи блокнот и ручку.

— Ага…

Сашка долго прикидывал и возился, но на листке возник вполне узнаваемый пулемёт Калашникова.

— Так, — критически обозрел эскиз Семен. — В общем, ясно. Это скорее выглядит так, это — вот так… Верно?

— Ага… Вы… Вы знаете это оружие?

— Встречал. Хорошая машина. Одна из основных у нас. Хорошо… Скажи-ка, вот это — прицельная планка. Она там сохранилась?

По памяти Мирон набросал крупный рисунок планки.

— Нет! Эти линии были по-другому!

— Неплохо, Саша…

Единственное, что нужно было переделать.

— И там была еще одна пластина: с надписью "1908"

— Как

интересно, — сказал Мирон с глубоким отвращением. — Все понятно, Саша, все понятно. Очень удачное оружие, пожалуй — лучшее, что можно придумать под старый добрый российский винтовочный патрон. Даже под разные типы этого патрона. В производстве довольно прост, куда проще винтовки штабс-капитана Мосина, в эксплуатации — и того проще. Ясно?

— Как это: под разные типы патрона?

— У тебя какое оружие было? В смысле: за тобой числилось? Карабин?

— Так точно, кавалерийский карабин системы Мосина, номер…

— Не нужно номера. Так вот, русский винтовочный патрон разных модификаций отличался в основном типом используемого пороха. Поэтому прицелы тоже использовались разные. Здесь, заметь, мы имеем дело с прицелами, легко и быстро подгоняемыми под любой тип патрона. Думаю, планок было больше — под разные варианты. Ясно… Светлая голова работала! Попадалась мне в детстве повесть, автор которой поставлял красным бойцам автоматы ППШ, а воинам Отечественной — автоматы Калашникова.

— Автоматы?

— Сокращение такое. Полное название автоматическая винтовка.

— И что же, автор этот на Бородинском поле гренадеров автоматическими винтовками вооружил? — изумлению мальчишки, казалось, не было предела.

— Каких гренадеров? — машинально удивился Нижниченко, прежде чем осознал, что Отечественная война для Саши Волкова — это война восемьсот двенадцатого года. До Великой Отечественной он просто не дожил — целых двадцать лет. Почти столько же, насколько после Дня Победы родился сам Мирон Павлинович Нижниченко.

— Я имел в виду другую войну, Саша. В сорок первом Германия напала на Россию, немцы дошли почти до Москвы, Санкт-Петербурга, штурмовали Царицын, — память услужливо подсказывала дореволюционные названия городов.

— А Ростов?

— Ростов немцы взяли.

— И-и-и… Да у нас и в страшном сне никому не могло присниться, чтобы немец до Дону дошел.

— Вот потому-то война та тоже Отечественная… Так о чем я говорил-то…

— О патронах.

— Ага… Удивительно, что эти финты сходили главному герою с рук, поскольку ППШ был не способен стрелять револьверными патронами, как описывал автор, а винтовочный патрон в «калаша» и засунуть-то было совершенно невозможно. Примерно ясна ситуация, Саша?

— А когда эту штуку придумали?

— А ты у меня сообразительный, — улыбнулся Мирон. — Лет через тридцать после окончания твоей войны — это минимум. Так что сам понимаешь. Еще один объект, похоже, с нашими заклятыми друзьями. Молодец все же поручик Бочковский! Что с ним дальше было?

— Погиб через несколько недель на "Памяти Витязя".

— На чем?

— На бронеавтомобиле.

— Ясно. Вечная память…

ВИЛЬНЮС. 14 ЯНВАРЯ 1991 ГОДА НАШЕЙ ЭРЫ.