За грибами в Андорру. Трилогия. Часть 2
Шрифт:
– Нет, – запротестовал вдруг Геннадий. – Нам нужна ясная голова. Хоть одна на двоих, но яс-на-я.
Неожиданно дверь смирновского кабинета открылась и на пороге появилась его жена Людмила. Она была действительно ослепительно хороша: непривычное единство внешней красоты и очевидного ума подтверждало знаменитое петровское «небываемое бывает». Она внимательно посмотрела на друзей, перевела взгляд на заставленный пустыми бутылками стол и горько по-женски вздохнула:
– Привет инвалидам интеллектуального труда. Стало быть, началось в деревне утро!
– Уже утро? – хором поинтересовались собутыльники.
–
– Еду в пищу не употребляем! – тоном хроника заявил Цубербиллер.
– Да уж вижу – экономите на мурцовке.
– На чем, на чем? – засомневался Окулист.
– На хавчике, – перевела со старинного на современный Людмила.
Цубербиллер внимательно посмотрел на жену, перевел взгляд на Окулиста:
– Меня охватывает чувство настоящего беспокойства. Кажется, она нас ругает. Посмотри, какой у нее серьезный вид. Родная, у тебя что, совсем нет чувства юмора?
– Если с тобой связалась, значит – есть, – устало сказала жена. – Ты посмотри, на кого стал похож.
– А на кого я похож? – спросил почему-то у Окулиста Смирнов.
– Что-то среднее между Брижит Бардо и догом де Бордо, – провел экспертизу собачник со стажем.
– Это ты похвалил или поругал? – решился уточнить Цубер.
– Как говаривал старшина Безобразов, я констатирую.
– Что-то вы, мальчики, пьете вместе, а соображаете поврозь, – поделилась наблюдениями Людмила.
– Людочка, мы с Окулистом, тебе, конечно, фантастически рады, но ты скажи, почему ты сюда пришла? Сидела бы себе, как Ярославна, на заборе и, это… оплакивала бы себе кого надо и не надо…
– Во-первых, Ярославна слезьмя давилась не на заборе, а на крепостной стене. Во-вторых, у нее повод был: мужа грохнули. А ты, к счастью, жив, хотя и в усмерть пьян. А в-третьих, вы отключили все телефоны, запретили к вам кому-либо заходить. Вон твоя секретарша Сашенька в истерике бьется, говорит, что вы тут с Женькой так орете, будто вас святая инквизиция пытает. А почему орете, понять не может.
– Мы не орем. Мы, знаешь ли, поем! А если ей непонятно высокое искусство, если ей медведь на голову наступил… – начал горячиться Смирнов.
– Никто ей ни на что не наступал, – бесцеремонно оборвала мужа Людмила. – Но есть главная причина, по которой я к вам пришла. Вам не догадаться – это уже тест для детей с неторопливым развитием. Вам до него не дотянуть.
– Может, профессору Смирнову в университете зарплату повысили? – совсем не ехидно предположил проницательный Окулист.
– Зря иронизируешь, грешно. Я когда в последний раз за зарплатой в очереди стоял, – миллионер вынул из галстука заколку с массивным старинным бриллиантом и, словно дротик от популярной настольной игры, запустил ее в висевшую на стене мишень, – один коллега рассказывал…
Цубербиллер прервал повествование и придирчиво оценил результат своего броска. Бриллиантовая заколка вошла точнехонько в «яблочко». Окулист проследил за его взглядом и слегка поперхнулся, отпивая из стакана.
– Да, так вот, – меланхолично продолжил Смирнов, – коллега рассказывал, что как—то вечером после лекций возвращался домой и решил перекусить. Видит, у метро бабушка пирожки домашние продает.
– Так что, Фрол, ты над святым не насмехайся. Ты же не министр какой-то, а приличный человек.
– А ты забыл, что я не приличный человек, а вчерашний киллер, что на мне не один десяток душ? – совершенно трезвым голосом поинтересовался Окулист.
– Ну, души-то те все без исключения в аду, а не в раю. Это тоже не маловажно. А до министров тебе далеко. Вот на днях одна приличная газета сообщила: военным пенсионерам ежемесячно недоплачивают почти по пятьдесят баксов. И все об этом знают, включая генпрокуратуру. И министр этот, который ансамблем Александрова командует, тоже знает, только по фигу всем. А сколько военных пенсионеров из-за этого таблеток не доест и сдохнет, никому не ведомо. Но не сомневайся, тебе столько и за сто жизней не перестрелять! Так что это еще вопрос, кто из вас киллер, а кто нет.
– Грустно это все, но мы отвлеклись от темы, – напомнила Людмила. – Неужели два почтенных, хоть и не вполне трезвых аналитика, не догадаются, почему смиренная жена приехала в офис, посмев нарушить ваш коллоквиум?
– Клоакиум, – поправил Окулист, разглядывая гору бутылок.
– Тебе видней, – не стала спорить дама. – Ладно, ущербные, не мучайтесь. У тебя, Женя, в квартире в Шушарах сидит твой старинный друг Олег Лосев. Ругается непристойно и никак не возьмет в толк, зачем его срочно выдернули с алтайской глубинки два обормота, а сами скрылись в неизвестном направлении. Телефоны у вас отключены, а где офис находится, он не знал. Вот и рванул к тебе, Женечка, по старой памяти. Взял ключи у соседа, собаку твою выгулял.
– Ужас-то какой, – спохватился Окулист, – у меня ведь Герасим негуляный дома!
– Да ты поздно разволновался, – строго посмотрела на него Людмила. – Я еще вчера, когда узнала о том, что случилось на теплоходе, позвонила твоему соседу, Семенычу, попросила Геру не оставлять без присмотра. А вообще-то, Женя, жениться тебе надо.
– Вот и я ему про то же толкую, – обрадовался Смирнов. – А он мне плетет тут всякое. Ну дак пьяный, что с него возьмешь? Ну, скажи, Окулист, женишься или нет?
– Да пошел ты, – беззлобно отмахнулся Окулист.
– Уклончивый ответ, – оценил жест друг Цубербиллер.
В Шушары решили ехать втроем и немедленно. Окулист сел рядом с водителем и от его запойного вида не осталось и следа.
– Быстро ты приходишь в норму, – удивилась Людмила, усаживаясь рядом с мужем на заднем сиденье. – Как ты это делаешь?
– Достигается упорными тренировками, – пожал плечами Окулист.
По дороге заговорили о том, что давило на сердце и на мозги всем уже вторые сутки. – Ребята, я все понимаю, – слегка оправдываясь, начала Люда. Пережить такое – это тяжело. И профессора из Глазго жалко, и непонятного – хоть отбавляй. Да и девушка эта сбежала.