За Кубанью(Роман)
Шрифт:
Ибрагим понимает — готовится спектакль. Раньше он обрадовался бы такой затее, теперь равнодушно козыряет: будет исполнено!
— Вопросы есть?
— И мне переодеться?
— Зачем? Нацепи на папаху красный бант. Не зарывайся особенно. Все.
Выходя, Ибрагим невесело улыбается — сам Улагай приказывает ему нацепить красный бант. А что, если нацепить всерьез? И горько вздыхает: денежные дела ему уже не доверяют, теперь он пригоден лишь на то, чтобы вызвать на себя огонь. И если огонь будет метким, Улагай только возблагодарит аллаха.
Ибрагим
Тут лишь до сознания доходит смысл приказа Улагай: Алхас казаков выделит! Почему же казаков? Улагай боится, что черкесы окажутся не такими жестокими по отношению к своим? А на станицы посылают черкесов. Ибрагим вглядывается в окно, за которым сидит командующий. О чем он думает? О судьбах народа? Как бы не так! Улагай во всех деталях обдумывает план обуздания и наказания Османа. Нет, просить он ничего не будет. Но свое возьмет обязательно.
И снова ночь. Темная, мокрая, неуютная. Даже собаки не лают. Улагай на коне, с ним две тачанки с пулеметами. Его расчет оказывается правильным. Выстрелы на окраине привлекают к себе отряд Анзаура. Бой неожиданно разгорается — в отряд вливаются добровольцы. Аульчане дерутся отчаянно — подкрепления ждать неоткуда. Бандиты несут потери. Тем временем Улагай останавливается у ворот своего казначея.
— Эй, Осман!
Ну, конечно, старый плут во дворе, он узнает голос Улагая, это чувствуется по тону вопроса:
— Кто?
— Открывай скорее, это я.
— Чтоб ты сквозь землю провалился, — бурчит Осман, оттягивая дрожащими руками засовы. Улагай входит в калитку, в руках у него маленький чемоданчик.
— Помощь твоя нужна, Осман, — говорит он. — Только быстрее… Привез еще сто пачек, нужно спрятать, потом хорошо отблагодарю.
Лицо Османа расплывается в улыбке: чемоданчик довольно тяжелый. Ничего, он с ним разберется.
— Покрепче запирай калитку и никого не пускай, — наказывает Улагай. — Кроме меня, ничего никому не давай. Даже Ибрагиму.
— Не дам, можешь быть спокоен, — уверяет Осман. — Тут один какой-то приходил, незнакомый, ничего ему не дал.
Калитка запирается, тачанки трогаются с места, проскакивают до конца квартала и останавливаются у забора. Улагай выжидает, будто пульс у больного считает: Осман запер дверь в дом… проскочил к тайнику… открывает его… Осман не выдерживает, начинает вскрывать чемодан. Пора! Аскер перелетает через забор, Улагай — за ним. Выстрел это получает свою порцию верный страж Медведь. Э, да старик в спешке и двери запереть позабыл. Они врываются в спальню Османа как раз вовремя: хозяин вылезает из подпола. Проворный, однако… Увидев старых знакомых, дико таращит глаза. Улагай не торопится.
— Иди-ка сюда. — Он манит Османа пальцем.
Осман медленно вылезает. Став на пол, пытается сдвинуть ногой стоящую ребром половицу.
— Аскер,
Ему спешить некуда, без его сигнала бой не прекратится.
— Уходите! — вдруг взвизгивает Осман и бросается к столу.
— Старик! — грозно трубит Улагай.
Аскер пытается остановить Османа, но получает удар в живот. Старый скряга решил отстаивать свою казну до последнего дыхания. Аскер вскрикивает от острой боли.
— А, ты так?
Глухой удар. Осман падает. В ход пошли кованые каблуки. Живучий старик: воет, корчится…
— Хватит! — брезгливо сплевывает Улагай. — Полезай в подвал.
Аскер чиркает спичками, чем-то гремит и подает наверх обитый железом сундучок. Он не заперт — очевидно, Осман намеревался снова заглянуть в него.
Улагай приподнимает крышку.
— О! — вырывается у него: рядом с пачками кредиток — золото! Много золота. И камни. Он и не мечтал возвратить свой капитал с такими процентами — вскоре эти камешки ему пригодятся. В этот момент кто-то повисает у него на ноге.
— Э, сволочь! — Улагай опускает каблук на голову Османа. Тот затихает. — Убери его.
Аскер сталкивает тело Османа в подпол, ставит на место половицу. Подумав, подтягивает к ней шкаф: теперь хозяина не скоро разыщут.
— Почти все, что я оставлял, сохранилось, — замечает Улагай. — Надо бы это уложить…
Аскер приносит чемодан, наклоняется к сундучку и застывает. Улагай подозрительно оглядывает его.
— Я сам. А ты посмотри, что там на улице.
Аскер нехотя поднимается. Лицо его возбуждено, веки подергиваются, он тяжело дышит. Рот приоткрывается, вот-вот с губ сорвется какая-то фраза. Но страх перед Улагаем побеждает. Он выходит. Возвращается через несколько минут.
— Перестрелка продолжается, — докладывает Аскер. — Пальба далеко, видимо, Ибрагиму не удалось прорваться в аул.
— Возьми! — Улагай подает ему крепко увязанный чемодан. Подумав, подходит к лампе, швыряет ее на пол. Чиркает спичкой, бросает ее в керосиновую лужицу. Огонек неуверенно расползается по полу.
Они выходят. Тачанка у ворот. Улагай садится рядом с ездовым, Аскер пристраивается к пулеметчику. Улагай достает ракетницу, в воздух взвивается красный змей. Застоявшиеся кони срываются с места. Стрельба прекращается. Будто и не было ничего.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Обычно поздняя осень — самое веселое время в ауле. Полевые работы окончены, поднята зябь, пшеница обмолочена, а излишки ее проданы. Женщины сортируют, моют и сушат шерсть, мужчины гонят из проса искрящийся, похожий на разбавленное молоко хмельной напиток — бахсму. Парни торопятся завершить переговоры с приглянувшимися красавицами осенняя свадьба приносит счастье. Наиболее зажиточные то и дело отправляются в город за покупками.