За пеленой надежды
Шрифт:
Рут свернула от Энсинитас-Холла на дорожку, ведущую к медицинской библиотеке, где собиралась провести несколько часов. Ей надо было подумать, как заговорить с Арни насчет ребенка, а затем заняться внеаудиторной работой. Она надеялась, что в таком случае ей удастся подняться на одно место выше.
До июня оставалось еще восемь месяцев, и Рут намеревалась окончить колледж первой.
Мики встретила его у двери с виноватым видом.
— Извини, Джонатан. Я не успела предупредить тебя. Сегодня вечером я никак не смогу
Он стоял в дверях, свет лампы на крыльце падал на его длинные волосы.
— Что случилось?
— Сегодня я дежурю в палате неотложной помощи.
— Так вдруг? Ты не должна была дежурить, когда мы разговаривали сегодня днем. Тебя назначили или ты сама согласилась?
Мики отвела глаза, не выдержав его проницательного взгляда.
— Видишь ли, меня попросили…
— И ты не смогла отказаться. Тогда можно мне, по крайней мере, войти и посидеть, пока тебя не вызовут?
— Видишь ли, в самом деле я сейчас должна находиться в больнице. Когда привозят пациента в тяжелом состоянии…
— Это недалеко. К тому же я смогу отвезти тебя на своей машине.
Немного подумав, она отошла в сторону.
— Думаю, ничего страшного не произойдет. Но сегодня суббота, когда работы больше всего.
Он вошел и снял свитер, просторный, вязанный тугоскрученной узловатой нитью — такие носят рыбаки. Сегодня он выглядел сурово в синих джинсах и походных ботинках.
— Почему ты согласилась? Тебе заплатили?
Мики закрыла дверь и прошла на кухню.
— Да нет же, о деньгах речь не идет.
— Тогда почему ты согласилась?
Она открыла холодильник:
— Пиво, вино, «фреску»?
— Пиво, пожалуйста. Почему ты согласилась работать по вызову, если тебе этого делать не надо?
Мики вернулась, подала ему бутылку пива без стакана, сама открыла банку «фрески».
— Чтобы приобрести опыт. Я хочу стать пластическим хирургом, а для этого надо уметь мастерски накладывать швы. Во время стажировки в операционной мне разрешают самое большое подержать ретракторы. Накладывать швы разрешается практикантам и ординаторам. — Она вошла в гостиную, где в этот октябрьский вечер было тепло, и села на диван. Джонатан сел напротив нее в мягком кресле. — То же самое и в палате неотложной помощи, — продолжила она, поджав ноги под себя. — Сливки снимают ординаторы, кое-что перепадает интернам. Нам, студентам-медикам, достается самая нудная работа. Но вечерами, когда все очень заняты, а от тяжело пострадавших пациентов нет отбоя, нам разрешается зашивать раны. К тому же я подала заявление в интернатуру в очень хорошую больницу. Ожидается огромная конкуренция, и я хочу, чтобы у меня был хороший послужной список.
Он отхлебнул пива, откинулся в кресле и оглядел комнату.
— У тебя здесь хорошо.
— За эти годы мы обустроились, добавили кое-что свое. Когда мы три года назад въехали сюда, эти стены были голыми.
— Мы?
— Мои подруги и я.
И Мики рассказала ему, как они втроем встретились и подружились. Она говорила спокойно,
— Извини, — сказала она немного спустя. — Я не даю тебе слова сказать?
— Я думаю, что такой красивой женщины я еще не встречал. Мики, я говорю совершенно серьезно. В физическом смысле слова. Ты великолепна. Вчера я просмотрел тебя в первых отснятых материалах — ты смотришься поразительно фотогенично. Даже Сэм был удивлен. Мики, ты рождена для кино. Думаю, ты избрала не ту профессию.
Она посмотрела на него, затем рассмеялась:
— Это ты так подлизываешься ко всем, кому назначаешь свидания?
Но он не шутил, и она знала это.
— Каждый режиссер мечтает о том, чтобы найти такую прирожденную красавицу, как ты. И дело не только в твоей внешности. — Он отложил пиво в сторону и наклонился вперед, уперся локтями в колени и сложил руки. — Ты умеешь ходить, хорошо держаться. Мики, у тебя плавные движения.
— Твоими устами да мед пить! — Она вертела банку «фрески». — Только послушайте…
Тишину нарушал лишь доносившийся издалека звук прибоя.
— Когда-то меня обзывали Мики — Мокрая Курица, — чуть слышно сказала Мики.
Джонатан встал, подошел и сел на диван рядом с ней. Мики чувствовала, как его энергия заряжает пространство между ними; ее излучали глаза, тело и слова.
— Мики, позволь мне сделать фильм о тебе.
— Не надо.
— Почему нет? У тебя замечательная жизнь, и любители кино с удовольствием посмотрят на тебя.
— Нет, Джонатан, — сказала она. — Я не собираюсь идти в кино. Мне не надо рекламы. Я хочу стать врачом, просто и ясно. Пожалуйста, не пытайся изменить мое решение, не пытайся изменить меня, Джонатан.
Он взял ее руку.
— Мики, я не стал бы изменять тебя даже за миллион долларов.
Он уже целовал ее, и Мики дивилась, как легко все получилось. Раньше, всякий раз, когда Мики целовалась, она цепенела, помня о своем лице, о близости другого лица. Она не знала, привлекает ли она или отталкивает. Мики никогда не думала, что можно целоваться столь естественно, полностью отдаваясь порыву страсти.
Джонатан был ее первым мужчиной.
Он прижал ее к себе, и поцелуи стали настойчивыми. У нее неистово бился пульс: что в этом случае советуют правила?
И тут зазвонил телефон.
Джонатан отстранился, и Мики вскочила. Состоялся короткий разговор:
— Джуди? Разрыв ткани лица? Ты серьезно? Сейчас буду на месте!
Джонатан смотрел ей вслед, когда она пошла в спальню. Оттуда Мики вышла в свитере, с сумкой и перекинутым через руку аккуратно сложенным белым жакетом.
— Извини, Джонатан, — тихо сказала она. — Мне действительно надо идти.
13
В машине работал приемник, и Мик Джаггер пел: «Уже вечер… Я сижу и смотрю, как играют дети…»