За право летать
Шрифт:
Алан был на торпедах; он их и выпустил: две-две-две – бронебойные «зубила», сразу же стянувшие на себя целый букет антиторпед и лазерных ударов; пробиться у «зубил» не было ни малейшего шанса, но они чуть-чуть ослабили общую завесу перед верхней шестеркой крейсеров, и в ней стали угадываться не то чтобы бреши – но разряжения. Еще с десяток «зубил» устремилось к дальнему в этой шестерке крейсеру, и видно было, как вокруг них вспыхивает неровное продолговатое солнце: свет лазеров рассеивался в дыму и мельчайших осколках взрывов множества антиторпед, и уже невозможно было понять, сколько торпед из залпа уцелело: пять, три, одна… Но другой залп, произведенный с тут
И вот теперь наконец Толик заметил того марцала, которого чувствовал. «Птица» догоняла их строй и держалась немного снизу, боезапас был весь при ней, а их оставалось – один сторожевик и три катера, причем с одним почему-то не было инсайта – против пяти крейсеров. Но и справа, и слева, и сверху подходили новые боевые группы, очень медленно подходили, очень медленно исполняли маневры уклонения, а потому слишком часто на месте корабля вспыхивала звезда, становилась полупрозрачным пыльным шаром и исчезала, а там, где был корабль, иногда продолжало кружиться что-то искореженное…
Новый залп землян был куда мощнее первого. Сорок–пятьдесят кораблей выпустили едва ли не по половине боезапаса; Толик видел, как густые пучки торпед прорываются сквозь совершенно бешеный оборонительный огонь, истаивая в нем, как будто они из снега… но – прорываются, ослепительные вспышки на серой броне, и ещё два крейсера отваливают вслед за первым, выходят из боя – и один из них взрывается. Он не разлетается на части, как это случается с земными корабликами, но – пламя вырывается из всех его люков, медленное белое пламя. Оно столь горячо, что, не умещаясь в люках, проступает сквозь корпус: мертвый корабль начинает местами светиться.
Спокойней, говорит Толик визиблу, не так резко, ничего лишнего… Только бой.
Но он все равно видит, что из нижней шестерки крейсеров дерутся только два, а четыре – валятся вниз, вниз… падают или сдаются.
Сколько нам это стоило? Визибл знает и это. Тридцать девять сгорели, ещё полтора десятка вышли из боя… Много, много, чересчур много, мы ведь ещё и не начинали как следует…
И не только мы.
Снова хроносдвиг, и тут же еще, и еще, и еще. И еще! Прошлого нет: все, что происходит, начинается в этот миг. И так уже было, и так было всегда: около сотни имперских кораблей, крейсера и фрегаты, они и выше, и ниже, на самой границе атмосферы, там они идут плотно и кажутся сдвинутыми щитами, они как будто прикрывают Землю от нас, отмечает Толик, прикрывают или отрезают, мы не вернемся, мы все останемся здесь, их слишком много. Это не страх, это просто констатация. И немного досады.
Имперцы дают залп. Толик холодно уходит от торпед, некоторое время летит с отключенным двигателем, по инерции вращаясь вокруг всех трех осей, и оказывается совсем рядом с крейсером, удара его лазеров будет достаточно, чтобы «Арамис» испарился, тут не увернуться, но крейсер молчит, нет, не молчит – сосредоточенно бьет по другому кораблю, это «Птица», от неё разлетаются в стороны лучевые ловушки, этакие одноразовые зеркала, они позволяют продержаться в аду на долю секунды дольше, Толик всаживает в купол крейсера четыре снаряда – и попадает в открывшийся торпедный люк. Это не смертельный удар, конечно, но на какое-то время – парализующий. В крейсерах несколько центров управления огнем, и, уничтожив один, не выведешь из строя корабль целиком… но требуется переключение всех систем на другой центр, и тут крейсер беспомощен – короткий миг, который нельзя пропустить…
А «Птица» уцелела! Больше никого уже не было рядом, никого живого, только чей-то раскаленный пепел, и позади тоже так мало оставалось живого… а здесь – они с Аланом и какой-то марцал. Алан выпустил в крейсер остаток торпед, Толик влепил ещё четыре снаряда в серую бугристую броню – в упор. «Птица» держалась чуть дальше и до сих пор не стреляла, Толик присмотрелся к ней и прислушался к её пилоту… под брюхом «Птицы» висел не обычный контейнер с торпедами, а какая-то странноватая хрень… в пилоте же чувствовалась некоторая неуверенность…
Это длилось недолго. В сущности, это вообще не длилось. Какие могут быть колебания… Между марцальским корабликом и крейсером протянулся ослепительный мелочно-белый луч – видимый в вакууме луч! – и там, где он коснулся брони, вспыхнуло новое солнце.
Оно налетело на Толика и перетекло в него, горячо распирая изнутри голову и все тело…
Разогнанный до трети скорости света, пучок ионизированного антицезия – двенадцать граммов – почти весь прореагировал с веществом брони, породив огромной силы выброс электромагнитных квантов во всем спектре: от инфракрасного до гамма; при этом на долю жесткого гамма-излучения приходилось девяносто пять процентов выделившейся энергии. Все, что представляло собой хоть какую-то преграду на пути радиации: металл, керамика, человеческие кости, – мгновенно раскалялось до звездных температур и испарялось…
В радиусе тридцати километров не осталось ни единого живого существа – не спасали ни броня имперских крейсеров, ни триполяр землян и марцалов. В радиусе ста – ста пятидесяти километров многие получили смертельную дозу облучения. И даже поверхности планеты поток радиации достиг не таким уж ослабленным: в эпицентре взрыва на квадратный метр пришлось сорок–пятьдесят рентген. К счастью, это был далекий ревущий юг Атлантики – место, почти пустынное в это время года.
Поэтому и с поверхности Земли никто не заметил появления в небе летающего острова.
Глава двенадцатая
Летающий остров
Все ещё 24 августа 2014-го
– Не притворяйся, – сказали ей. – Ты дышишь не так.
Юлька открыла глаза. С болью свела взгляд. Перед нею расплывчато белела огромная бледная рожа. Потом рожа отодвинулась и растроилась, и Юлька все вспомнила.
– И не дергайся, – сказал Антон, усаживаясь на свое место и брякая о столешницу большой пластмассовой чашкой. Юлька провела языком по губам, слизывая холодные капли. Теперь она чувствовала, как вода стекает по шее, как холодеет и мокнет майка на груди… Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой – руки ей стянули за спиной, а ноги примотали к ножкам стула. Ноги она ещё кое-как чувствовала, а руки – уже нет. – Дергаться бесполезно.
– Что вы сделали? – спросила она невнятно, но её поняли. – Зачем?
– Мы. Тебя. Связали, – сказал Антон очень раздельно. – Если будешь делать то, что надо, – все будет нормально. Если попытаешься выдрючиться – пеняй на себя.
– Не понимаю. Что – делать?
– Пока что – просто отвечать по телефону. Если он будет ещё звонить. Что у нас все в порядке. Есть, так точно. Ясно?
– Нет. Вы что-то задумали?
– А то. Иван, растолкуй ей. Я не могу… – Он сморщился, как от зубной боли.