За пределами мозга (фрагмент)
Шрифт:
Глубинная связь между переживанием родов и эмпирическим доступом к перинатальной динамике дает только что родившей женщине ценную возможность проделать необычайно глубокую психологическую работу. С другой стороны, если к ситуации подойти без настоящего понимания, эта связь может стать причиной будущих депрессий, неврозов или даже психозов.
Нозофобия, патологическая боязнь заболеть, тесно связана с ипохондрией — беспочвенным, иллюзорным убеждением о якобы уже начавшейся тяжелой болезни. Существуют мягкие переходные формы и взаимоналожения нозофобии, ипохондрии и танатофобии. Пациенты, озабоченные возможностью тяжелого телесного недуга, испытывают странные телесные ощущения и, не умея их объяснить, склонны интерпретировать свое состояние в терминах актуальной соматической патологии. Это могут быть боли, давления и судороги в разных частях тела, странные энергетические потоки, парестезия и другие формы необычных явлений. Бывают у них и признаки дисфункции различных органов — трудности с дыханием,
Согласно моей концепции, к жалобам таких пациентов следует относиться очень серьезно, несмотря на отрицательные медицинские заключения. Их жалобы вполне реальны, но отражают они не настоящую медицинскую проблему, а поверхностную память организма о серьезных физиологических трудностях в прошлом — о болезнях, операциях или повреждениях, особенно о травме рождения.
Три специфические формы нозофобии заслуживают особого внимания: патологический страх ракового заболевания (канцерофобия), страх микроорганизмов и инфекции (бациллофобия) и страх грязи (мизофобия). Глубокие корни всех этих проблем — перинатальные, а специфическая форма определяется биографией. При канцерофобии важным элементом является сходство между раком и беременностью; из психоаналитической литературы хорошо известно, что рост злокачественной опухоли бессознательно отождествляется с эмбриональным развитием. Подобие это не просто воображаемое, его подтверждают анатомические, физиологические и биохимические исследования. Еще одна глубокая связь между раком, беременностью и рождением — соединение всех этих процессов со смертью. При бациллофобии и мизофобии патологический страх сосредоточивается на продуктах жизнедеятельности, запахах тела и нечистотах. Среди биографических детерминант выделяются воспоминания времен приучения к туалету, а самые глубокие корни уходят в скатологический аспект перинатального процесса. Органическое сцепление в БПМ-III смерти, агрессии, сексуального возбуждения и биологических отходов является ключом к пониманию этих фобий.
Пациенты, страдающие этими расстройствами, боятся не только биологического загрязнения, часто они озабочены возможностью заразить других. Поэтому их страх перед биологическими веществами тесно связан с агрессией, направленной как внутрь, так и вовне что в точности совпадает с ситуацией финальных стадий рождения. Глубокое переплетение и отождествление с биологическими нечистотами служит также основанием для низкой самооценки, самоуничижения и отвращения к себе, о чем обычно говорится как о "неустойчивой самооценке". Часто это сопровождается определенным поведением, связывающим проблему с неврозами навязчивости. Речь идет о ритуалах, заключающихся в попытках удалить или нейтрализовать ощущение биологического загрязнения.
Самым распространенным из этих ритуалов является компульсивное мытье рук и других частей тела, хотя существует много других сложных и изощренных форм. В повторяющемся характере этих маневров отражается их полная неэффективность в устранении бессознательной тревоги, поскольку они не достигают уровня, на котором она реально возникает, т. е. уровня перинатальных матриц. Не понимая, что имеет дело с памятью о биологических нечистотах, индивид верит, что борется с реальной гигиенической проблемой в настоящем. Подобно этому, страх смерти, представляющий собой память о реальной биологической опасности, ошибочно воспринимается как присутствующая в данный момент угроза, якобы связанная с инфекцией. Таким образом, неудача всех символических маневров в конечном итоге основана на том, что индивид пойман в сеть самообмана и страдает из-за отсутствия подлинного самопонимания. Необходимо добавить, что на более поверхностном уровне страх инфекции и бактерий бессознательно соотносится со спермой и зачатием, тем самым опять же с беременностью и рождением. Наиболее важные СКО, касающиеся упомянутых выше фобий, включают воспоминания анально-садистской стадии развития либидо и конфликты по поводу приучения к туалету и опрятности. Добавочный биографический материал представлен воспоминаниями, в которых секс и беременность предстают грязными и потому опасными.
Страх езды на поезде и в метро (сидеродромофобия) основан, судя по всему, на некотором формальном и эмпирическом сходстве между отдельными стадиями перинатального процесса и путешествием в закрытых средствах передвижения. Наиболее важные общие черты этих ситуаций — ощущение закрытости или пойманности, огромные силы и энергии, приведенные в движение, быстрая смена переживаний, невозможность контроля над процессом и потенциальная
Близки к этим фобиям страх путешествия в самолете и страх пользования лифтом. Интересно в этой связи, что некоторые случаи морской и воздушной болезней связаны с перинатальной динамикой — они могут исчезать после того, как индивид полностью завершит процесс смерти-возрождения. Существенным элементом здесь по-видимому является умение отказаться от контроля и подчиниться потоку событий, вне зависимости от того, к чему они приведут. Трудности начинаются, когда индивид пытается навязать свой порядок процессу, который лежит вне человеческого контроля.
Страх высоты и мостов (акрофобия) в чистой форме не встречается; он всегда соединен с побуждениями спрыгнуть или выброситься — с башни, из окна, с обрыва или моста. В ощущении падения с одновременным страхом разбиться типично проявляются финальные стадии БПМ-III. [49] Люди, пережившие элементы этой матрицы, часто сообщают об ощущении падения, акробатических прыжков в воду или спуска на парашюте. Компульсивный интерес к тем видам спорта, где есть падения, близко связан с суицидом второго типа — в нем отражается желание растворить во внешнем действии падения чувство неминуемой беды, а также реакция, направленная против существующего страха, и стремление к контролю, который может предотвратить несчастье (рывок кольца парашюта), и к уверенности, что гибели не произойдет (завершение падения в воде). СКО, ответственные за проявление этой грани родовой травмы, включают воспоминания об играх, когда взрослые подбрасывали ребенка в воздух, нечаянные падения в детстве и различные формы гимнастики и акробатики.
49
Происхождение данного явления не совсем ясно. Здесь по-видимому есть связь с родовой практикой в некоторых этнических группах, где женщины рожают стоя, или с филогенетическими воспоминаниями родов у некоторых видов млекопитающих, когда рождение фактически сопряжено с падением.
При фобии улиц и открытых пространств (агорафобии), которая противоположна клаустрофобии, связь с биологическим рождением проистекает из контраста между субъективным ощущением замкнутости, зажатости и последующим огромным расширением пространства и эмпирической экспансией. Агорафобия, таким образом, относится к самому концу процесса рождения, к моменту появления на свет. ЛСД-испытатели, проживавшие этот момент в своих психоделических сеансах, характерно описывают глубокий страх перед неминуемой катастрофой и гибелью, который связан с этим финальным переходом. Опыт смерти Эго, одно из самых сложных и тяжелых переживаний в трансформативном процессе, психогенетически принадлежит к этой категории. Для уличной фобии также типичны элементы либидозного напряжения, сексуального искушения, амбивалентных чувств относительно возможности промискуитета и озабоченность импульсивными эксгибиционистскими проявлениями. Многие из этих характеристик отражают специфические биографические моменты, связанные с конкретными аспектами родовой травмы самой логикой переживания. Сексуальный компонент рождения уже обсуждался достаточно подробно, а элемент обнажения на виду у всего мира имеет возвышенный смысл как анахроничное напоминание о первом явлении миру обнаженного тела. Если на первом месте стоит страх перехода через улицу, то здесь мощные и опасные силы уличного движения бессознательно отождествляются с родовыми силами. На более поверхностном уровне эта ситуация воспроизводит элементы детской зависимости, когда пересекать улицу без помощи взрослых было запрещено.
Соотношение боязни различных животных (зоофобии) и родовой травмы подробно обсудил и ясно показал О. Ранк в "Травме рождения" (Rank, 1929). Если объектом фобии является большое животное, то важны темы, связанные с возможностью быть проглоченным и инкорпорированным (волк) или с беременностью (корова). Ранее уже отмечалось, что архетипическое переживание начала процесса смерти-возрождения — это ощущения проглоченности и инкорпорированности. В случае мелких животных важным фактором по-видимому является их способность проникать в маленькие отверстия в земле и снова выходить из них (мыши, змеи).
Вдобавок, некоторые животные имеют особое символическое значение для процесса рождения. Так, образы гигантских тарантулов часто появляются в начальной фазе БПМ-II как символы всепожирающей женской стихии. Это, похоже, отражает тот факт, что пауки ловят свободно летающие жертвы в свою паутину, обездвиживают их, опутывают и сковывают, высасывают из них жизнь. Нетрудно увидеть глубокое сходство между такой последовательностью событий и переживанием ребенка в ходе биологического рождения. Связь эта кажется существенной для развития боязни пауков (арахнофобии).