За пределами просветления
Шрифт:
Упор делается на наблюдение, на бдительность. А все эти точки — просто зацепки. Ты можешь наблюдать за дыханием на кончике носа, где дыхание входит внутрь; ты можешь наблюдать за ним, когда оно движется внутрь; ты можешь наблюдать за ним, когда оно идет обратно, — ты можешь наблюдать за ним где угодно. Ты можешь наблюдать за тем, как внутри движутся мысли. Вся суть в том, чтобы не потеряться в том, за чем ты наблюдаешь, как если бы именно это было важным. Это не важно...
Важно то, чтобы ты был бдительным, чтобы ты не забывал наблюдать, чтобы ты наблюдал... наблюдал... наблюдал...
И мало-помалу, по мере того
Впервые наблюдатель сам становится наблюдаемым, созерцатель сам становится созерцаемым.
Ты пришел домой.
Возлюбленный Бхагаван,
я ничего не ожидал от Вас, и все же Вы перехитрили меня и подарили мне несколько прекрасных вещей. Есть ли нечто такое, о чем санньясин должен просить, или же все случается само по себе?
Все случается само по себе, но санньясин должен быть бдительным, чтобы не опоздать на поезд.
Поезд приходит сам по себе, но тебе надо быть бдительным. Вокруг тебя столько всего происходит; двадцать четыре часа в сутки... бодрствуя, во сне... ты должен быть внимательным к тому, что происходит. И чем более бдительным ты будешь, тем больше будет твое удивление... происходят те же самые вещи, которые происходили раньше, но смысл изменился, значение иное.
Цветок розы тот же самый, но теперь он лучистый, окружен какой-то новой энергией, которую ты раньше не осознавал, — какой-то новой красотой. Кажется, что раньше ты видел только внешнюю сторону розы, теперь же ты способен увидеть ее внутренний мир. Раньше ты смотрел на дворец со стороны, теперь ты вошел в его внутренние покои. Ты сотни раз видел луну, но когда ты видишь ее в безмолвии, в покое, в медитации, ты осознаешь красоту, которую раньше не осознавал, красоту, которая обычно не бывает доступной, для которой тебе необходимо некое прозрение.
И это прозрение вырастает в безмолвии, в покое.
Случилось так... весьма знаменательный случай. Один из индийских поэтов, Рабиндранат Тагор, перевел один их своих сборников стихотворений, Гитанджали, «Подношение песен». За эту небольшую книжку ему была присуждена Нобелевская премия.
В Индии она была доступна уже по меньшей мере пятнадцать лет. Но пока книга не соответствует международным стандартам языка и не получила международного признания, за нее трудно получить Нобелевскую премию.
Рабиндранат был немного обеспокоен, так как он сам перевел ее, а переводить поэзию — это всегда очень трудное дело. Переводить прозу легко, переводить поэзию невероятно трудно, так как в прозе есть нечто от базарной площади, а поэзия — это нечто из мира любви, из мира красоты, из мира луны и звезд. Это очень тонкое дело.
И каждый язык имеет свои собственные нюансы, которые почти непереводимы. Хотя Рабиндранат сам перевел свою собственную поэзию, у него были сомнения относительно перевода. Поэтому он показал перевод одному из христианских миссионеров, очень известному в то время, К.Ф.Эндрюсу — очень образованному, культурному, утонченному человеку. Эндрюс предложил четыре изменения. Он сказал: «Все остальное правильно, но в четырех местах
Итак, Рабиндранат просто принял его совет и внес изменения в тех четырех местах.
В Лондоне его друг, ирландский поэт Йитс, созвал собрание английских поэтов, чтобы послушать перевод Рабиндрана-та. Все его высоко оценили. Его красота была чем-то абсолютно новым для западного мира.
Но Йитс, который был самым выдающимся поэтом Англии в то время, сказал: «Все хорошо, но, кажется, кто-то, не являющийся поэтом, внес некоторые изменения в четырех местах».
Рабиндранат не мог поверить этому. Он сказал: «Где эти четыре места?»
Йитс точно указал эти четыре места.
Рабиндранат спросил: «Что здесь не так?»
Он сказал: «Грамматически здесь все правильно. Но поэтически... тот, кто предложил эти изменения, знает грамматику, но не знает поэзии. Он человек ума, а не человек сердца. Поток прегражден, как будто река наткнулась на скалу».
Рабиндранат сказал ему: «Я спросил К.Ф.Эндрюса, это его слова. Я скажу вам те слова, которые у меня стояли там раньше».
И когда он вставил свои слова, Йитс сказал: «Они совершенно правильны, хотя грамматически и неверны. Но грамматика не имеет значения. Когда речь идет о поэзии, грамматика не имеет значения. Оставьте ваши собственные слова».
Я всегда полагал, что есть пути ума и есть пути сердца, им не надо поддерживать друг друга. И если случается, что ум не согласен с сердцем, тогда ум неправ. Его согласие или несогласие не имеет значения. Важно, чтобы твое сердце чувствовало себя легко, как дома, было спокойным, тихим, гармоничным.
Мы воспитаны для ума, поэтому наш ум весьма изощрен. И никому нет дела до сердца. Фактически, каждый отталкивает сердце в сторону, так как от него нет никакой пользы на рынке, от него нет никакой пользы в мире амбиций, никакой пользы в политике, никакой пользы в бизнесе.
Но со мной ситуация как раз противоположная — бесполезен ум. А сердце... Все случается, просто твое сердце должно быть готовым воспринимать это.
Все приходит, но если твое сердце закрыто... Тайные законы жизни таковы, что даже стука не будет в двери твоего сердца.
Существование умеет ждать, оно может ждать вечность. Все это зависит от тебя.
Все готово случиться в любое мгновение. Только открой все свои двери, все свои окна, чтобы Существование могло вливаться в тебя со всех сторон. Нет никакого другого бога, кроме Существования, и нет никакого другого рая, кроме самого твоего существа. Когда Существование вливается в твое существо, тогда в тебя входит рай или ты входишь в рай, это просто различные способы сказать одно и то же. Но запомни: от тебя ничего не ожидается.
Все религии веками говорили, что ты должен делать это, ты должен то, что ты должен быть мучителем самого себя, ты Должен отказаться от удовольствий, ты должен бороться со своим телом, ты должен отречься от мира. В буддийских писаниях имеется тридцать три тысячи правил, которым Должен следовать санньясин. Их почти невозможно запомнить, — а о том, чтобы следовать им, и речи быть не может.
У меня нет ни единого правила, которому ты должен следовать; только простое понимание, что это твоя жизнь, — наслаждайся ею, позволь ей петь песню в тебе, позволь ей стать танцем в тебе. Тебе ничего больше не надо делать, кроме как просто быть доступным.