За пределом беспредела (На воле)
Шрифт:
– Послушай:
Щеки Павла Несторовича слегка порозовели – он понемногу приходил в себя и готовился к отпору.
– Нет уж, я долго слушал твою болтовню, теперь ты слушай меня. Ты находишься у меня вот здесь, – сжал Николай кулак. – Мне нравятся твои честолюбивые замашки, только давай не будем пока рваться в Москву. Широко шагаешь – штаны порвешь. Всему свое время. Столица далеко, а ты мне нужен здесь. У тебя очень неплохо подвешен язык, ты умеешь вешать лапшу на уши толпе, в городе у тебя наберется немало сторонников: Поэтому для начала тебе нужно будет баллотироваться в мэры.
Никогда не знаешь, где найдешь,
– Но ведь мэра никто не снимал. А выборы еще не скоро: – начал оправляться от шока Гордеев. Теперь он мог смотреть в глаза Радченко, не отводя взгляда.
– Снимут! – серьезно сказал Николай. – Указ уже подписан.
– И кем же, позволь спросить?
– Мной. Его «снимут» через восемь минут, – посмотрел Николай на часы, – из снайперской винтовки на пересечении улиц Краснококшайской и Симоновской. Ну так как, даешь согласие, Павел Несторович?
– Ты сущий дьявол!
– Это слишком лестная для меня характеристика, – улыбнулся Николай Радченко. – Я немного пониже чином. Со своей стороны я обещаю сделать все, чтобы в кресло мэра сел именно ты. Жизнь – штука длинная, если сознательно ее не укорачивать: Когда-нибудь вернешь должок:
Послышалась приглушенная трель. Николай сунул руку в карман кожаной куртки и выудил из него мобильный телефон.
– Слушаю: Уже? Вот как: Хорошо: – Не прощаясь, он отключил аппарат.
– Вот видишь, Павлуша, я не пророк, но получилось все именно так, как я и предсказывал. Теперь у нашего бывшего мэра большая дыра во лбу, она сильно попортила его внешность. Ну а ты давай готовься к выборам.
Радченко поднялся и направился к двери, однако у самого порога неожиданно обернулся:
– И еще вот что! Программа должна быть понятной всем. Пиши ее попроще. И не забудь вставить туда такой актуальный пунктик, как борьба с организованными преступными группировками. Это тебе добавит голосов. А то, знаешь ли, в последнее время в нашем городе черт-те что творится. Дня не проходит, чтобы кого-нибудь не грохнули. А теперь вот мэра застрелили: А насчет того, чтобы стать твоим телохранителем, так я согласен. Ну ладно, ты здесь извилинами пока шевели, а я к тебе на днях заеду.
Дверь мягко закрылась, но Павел Несторович еще долго смотрел на нее невидящим взглядом.
Глава 20. ПРОЩАЙ, ДРУЖОК
Глухарь вышел из повиновения. Сей прискорбный факт следовало признать. Радченко и раньше испытывал тягу к самостоятельности – приходилось прилагать массу усилий, чтобы за очередной, мягко говоря, проступок его не отправили лет на пятнадцать куда-нибудь в заполярные широты. Майор Громовский предполагал, что подслушивающие устройства, закупленные, кстати, в Англии, Глухарь использует не только для того, чтобы знать, о чем Гордеев треплется по телефону со своими соратниками, но и для того, чтобы быть в курсе разговоров самого Громовского с московским начальством. Во всяком случае, майор уже дважды слышал в телефонной трубке очень подозрительные щелчки. Он вживил в телефон противоподслушивающее устройство, но даже после этого не ощутил твердой уверенности в том, что надежно защищен от чужих ушей.
Накануне из центра он получил конкретный приказ – убрать Глухаря. Тот уже выполнил
Конечно, Глухаря можно было сдать ментам, уличив его во многих мокрых делах, к которым он стал в последнее время испытывать прямо-таки патологическую слабость, но майор Громовский опасался, что в этом случае ненароком может всплыть и его имя и тогда откроется, что Радченко действовал под крышей ФСБ. Разве он может позволить себе бросить тень на «контору»! Целесообразнее расправиться с непокорным Глухарем втихую, где-нибудь в лесу, изуродовав при этом его труп до неузнаваемости.
Подумав, Громовский выбрал для предстоящей акции укромное местечко далеко за городом, где в лесах после давнишних деяний горе-мелиораторов осталось множество всяких траншей, канав и ям. Любая из них вполне годилась для могилы Глухаря.
Майор снял трубку и набрал номер мобильного телефона Радченко.
– У меня к тебе есть неотложное дело, – начал Громовский без предисловий.
– Слушаю.
В голосе Глухаря слышались властно-пренебрежительные нотки. Майор в который раз отметил значительную перемену в поведении своего подопечного. Совсем зарвался, падла!
– Знаешь небольшой лесок у Беломорского шоссе?
– Еще бы! В свое время я там впервые бабу трахнул.
– Отлично! Я тебя жду там сегодня в семь часов вечера. Заодно предашься приятным воспоминаниям. И не тащи ты, ради Бога, свою охрану! Она совершенно не нужна. Разговор предстоит приватный. Я на днях уезжаю и хочу без свидетелей познакомить тебя с человеком, с которым ты будешь работать дальше.
– Надолго уезжаешь?
– Нет. Месяца на три: Ну максимум на четыре, – добавил майор как можно более убедительным тоном. – Хорошо, буду, – безмятежно сказал Колян. – У тебя есть ко мне еще что-нибудь?
– Обо всем прочем переговорим при встрече:
Майор достал табельный ПМ, повертел его в руках и благоразумно решил, что для устранения Глухаря подобная штуковина непригодна. Наверняка где-то в милицейских фондах хранятся отстрелянные пули из его пистолета, а по ним легко выйти и на хозяина. Конечно, большими неприятностями подобная «засветка» не обернется, но кому понравится в свободное время писать объяснительные, заполнять ненужные бумаги, когда вечер можно провести с красивой женщиной, сидя где-нибудь в полумраке уютного ресторана с бутылкой хорошего вина. Для устранения Глухаря подойдет обыкновенный наган. Главное его преимущество состоит в том, что он не выбрасывает гильз; второе – что не дает осечек, и к тому же в оружейной коллекции майора их было целых четыре.
Громовский выдвинул ящик шкафа. Здесь, на самом дне, завернутые в бархатные тряпицы, пропахшие оружейной смазкой, лежали четыре нагана. Майор остановил свой выбор на образце 1895 года. Рукоятка револьвера была изрядно потерта, но работал он по-прежнему безотказно. Можно было не сомневаться в том, что эта «игрушка» сменила многих хозяев. Будь металл более разговорчивым, он наверняка поведал бы немало забавных историй времен гражданской войны.
«Сегодня тебе тоже придется послужить, дружок», – пробурчал Громовский. Майор разобрал наган, оторвал кусок ветоши и принялся аккуратно протирать каждую деталь.