За семью печатями
Шрифт:
– Не важно какая, природная или техногенная, – раздался голос Светлены. – Рухнут товарно-денежные отношения, не станет промышленности, транспорта. Как человечество будет выкарабкиваться? Те, кто окажется в сельской местности, посредством своего личного подсобного хозяйства… А в городах? Через две недели в мегаполисах будут съедены даже крысы и, начнётся повальный каннибализм. И даже те сильные и решительные, которые перейдут на питание человеческим мясом, и которых не отправит на тот свет оружие врагов…
– Или эпидемии, – вставила Светлада.
– Всё равно обречены. Они умрут, потому что занялись каннибализмом, – сделал я вывод. – Но
– О том, что поедание себе подобных у высокоорганизованных млекопитающих вызывает смертельные заболевания, было известно со времён великой Лемурии, – подняла свои красивые глаза на мужа Ярослава.
– Наверное, ещё раньше, – улыбнулся он ей.
– Давным-давно известно такое заболевание у дикарей, занимающихся людоедством или поеданием различных обезьян. Зовётся оно зловеще – «куру». Сначала болезнь проявляет себя как безумие, потом начинают отказывать жизненно важные органы. Заканчивается куру мучительной смертью. Учёными давно установлена связь между употреблением человеческого или обезьяньего мяса и развитием болезни. В Африке, где было запрещено людоедство, страшная болезнь прекратилась. Теперь ты понимаешь, почему во всех мировых религиях запрещено есть себе подобных. Исследования многих учёных показали, что куру неизлечима и всегда приводит к летальному исходу. Зараза же является молекулой. В науке её назвали прионом. Масса полезных прионов всегда находится в организме. При поедании себе подобного, чужие прионы входят в обмен веществ и начинают в организме работать. Но, в силу своей чужеродности, они не находят себе полезного занятия. Из-за этого приобретают патогенные свойства и вызывают инфекцию. Весь ужас в том, что чужеродные прионы передают свои свойства здоровым. Тем, которые живут в организме. Возникает необратимый процесс. Начинается же куру с поражения мозга. В нём прионы накапливаются и затем расходятся по всему организму. Они поражают печень, почки, селезёнку и всю пищеварительную систему. Печально то, что скрытый период заболевания для людей составляет от 10 до 30 лет, – закончила своё повествование Ярослава.
– То, что сейчас вы мне рассказали, просто ужасно! – поёжился я. – Но, честное слово, до меня не доходит, какое отношение всё это имеет к питанию современного человека? Вы считаете, что социум на самом деле готов проглотить самого себя?
– Он это делает. Человечество через посредников уже сейчас поедает то, чем ему питаться смертельно опасно, – посмотрел мне в глаза Добран Глебыч.
– Как это? – не понял я. – Вы что, из меня хотите сделать заику?! Не говорите загадками, объясните толком. Что это ещё за посредники? И вообще, о чём речь?
– Речь идёт о промышленности так называемого повторного цикла. О ней у нас в России мало кто знает. А между тем, в этом направлении работают целые заводы. Как ты знаешь, недалеко от наших деревень всегда расположены скотомогильники. Туда отвозили погибших коров, лошадей, свиней, собак и других четвероногих. В Британии и США таких скотомогильников нет. Все павшие от болезней животные идут на заводы вторичной переработки.
От услышанного я открыл рот. Воистину, жажда наживы может свести человека с ума!
– Что за вторичная переработка? Ведь дохлые животные – сплошная зараза. Их не перерабатывать надо, а сжигать и закапывать!
– Всё верно, сжигать и закапывать, лучше сжигать, – согласилась со мной Ярослава. – Потому что трупы таких животных – это сплошные токсины,
– И потом, вместе с коровами, свиньями, овцами, конями в одну кучу попадают собаки, кошки, дохлые дикие звери и крысы, – добавил от себя Добран Глебыч.
– Как это в одну кучу?
– В прямом смысле слова, в один чан.
– А дальше что?
– Вся сваленная в одно место дохлятина варится в течение одного часа, при температуре 130°.
– Ну, сварится, а что потом?
– Из жидкого месива делаются пищевые гранулы, а из костей получают костную муку. Потом и то, и другое скармливают тем же коровам, свиньям, птице и всему остальному.
– Получается, что коров, свиней, кур насильно превращают в каннибалов?
– Так оно и есть, в каннибалов, – лицо Добрана Глебыча стало мрачным. – Беда в том, что прионы от температуры не гибнут. В результате, возникает болезнь, которая известна в науке как «коровье бешенство».
– Бешенство оттого, что прионы разрушают у крупного рогатого скота мозг. То же самое происходит и у свиней. Просто об этом меньше пишут. Фактически, куру четвероногих… Но весь ужас состоит в том, что прионы коров и, особенно, свиней близки к человеческим, – Ярослава посмотрела на меня долгим выжидающим взглядом.
От услышанного меня бросило в жар.
– Вы хотите сказать, что все люди, поевшие мяса заражённой скотины, обречены?
– Именно это мы и утверждаем, металлическим голосом произнёс Добран Глебыч. – Но, насколько мне известно, и Британия, и США экспортируют свою говядину, свинину и мясо птицы в десятки стран мира. В том числе и в Европу. В ту же Испанию, Бельгию, Германию, Польшу и, конечно же, в разорённую войной Югославию…
– Почему ты забыл о России? Тысячи тонн такого вот отравленного мяса каждый год поступает в Москву, Петербург, Смоленск, Волгоград, да и к вам, в Сибирь, везут тот же смертельный продукт. В Новосибирск, Красноярск или
Хабаровск… Но беда не только в самом инфицированном мясе. Имеется ещё одно обстоятельство: продукты такой вторичной переработки «мясной промышленности» начинают охотно приобретать некоторые наши сельскохозяйственные акционерные общества и отдельные тупые фермеры. И тех, и других интересует только прибыль. То же самое происходит по всей Европе. Ещё немного и промышленность вторичной переработки будет запущена в Германии, Австрии и Польше. Во Франции это процесс уже пошёл…
– Что же получается, что в настоящее время и в Европе, и Азии, и у нас в России разгуливают миллионы людей, нервная система которых поражена хищными прионами. Пройдёт десять, двенадцать лет высчитанного периода и все они в страшных муках отправятся на кладбище.
– Хорошо хоть на кладбище, а не на вторичную переработку, – откликнулась со своего места Светлена.
– А что, может быть и такое? – посмотрел я в её сторону.
– Вполне, – кивнул головой её отец. – На Западе давно отмечен факт, что далеко не все погибшие и не опознанные родными люди попадают в морги. Спрашивается, куда они деваются?
От последних слов старейшины я вздрогнул.
– Неужели может быть и такое?
– А почему бы и нет? Я не удивлюсь, если через пару десятилетий в некоторых странах Запада будет издан закон, предписывающий хоронить только заслуженных деятелей. А простых людей пускать на вторичную переработку. Всё идёт к этому, – сказала Ярослава.