За своего…

Корецкий Данил Аркадьевич

– Госномера запомнили?

Хозяин «Мини-маркета» – пожилой армянин в широченных мятых шортах – с достоинством покивал.

– Запомнил. Вроде, наши, российские…

Разговор идет в тесной душной подсобке без окон, так решил хозяин – подальше от лишних глаз…

– А буквы и цифры там какие? – нетерпеливо спрашивает Гнедин.

Хозяин только руками развел.

– Остальное не знаю, не разглядел. Они ж носятся, как бешеные!

– Кто-нибудь из них похож?

Гнедин сунул старику распечатку с фотороботами. Тот вздохнул, полез за очками. Долго разглядывал, то относя бумагу

на вытянутой руке, то приближая к самым глазам. Гнедин в нетерпении переминался с ноги на ногу.

– Может, этот, ушастый? – Он ткнул пальцем, неуверенно взглянул на Гнедина. Пожал плечами, почесал голову. – Не знаю. Я вот по телевизору про белую машину услышал, насторожился как-то… Они ведь раньше чуть не каждый день мимо моего магазина проезжали, так, знаете… Ф-р-р-р! Залихватски… А вот вчера не видел. И сегодня тоже.

– Сколько их там всего человек? Где живут?

– У Таньки Косых живут, где еще… Вон, красная крыша в конце улицы, сороковой дом… – Старик приоткрыл окно подсобки, махнул рукой. – Муж у нее серьезный был, и дом серьезный выстроил. Только застрелили его. И началось – пьянки, драки каждый вечер, милиция… Короче, прикрыли это дело, тогда Танька стала в аренду сдавать. Больше никто здесь жилье не сдает, никому это больше не надо, только она одна такая. А сколько их там человек, не знаю. В машине пару раз видел – полный салон. Пятеро, значит. Четверо, как минимум. А на улице вот этот ушастый чаще других ходит. Бывает с ним еще один. Но по этим вашим «мурзилкам» трудно что-то точное сказать…

Он протянул распечатку Гнедину – тот поблагодарил и стрелой вылетел из подсобки. Что-то подсказывало, что наводка правильная, старик не врет, и – видимо, все-таки есть справедливость на свете! – удача вновь улыбнулась ему. Шальное ментовское счастье.

– Только это… Про меня там ничего не говорите, ладно? – крикнул вдогонку хозяин. – А то взорвут магазин или сожгут, да и меня пристрелят. Сейчас с этим просто… Я ведь как лучше хотел, понимаешь, но без афишы…

Но Гнедин его уже не слышал, все внимание сосредоточено на рации.

На полицейской волне – непрерывный гул голосов, пчелиный улей. Охота на Севера идет полным ходом.

«…На Газетном, 6 – припаркован “мерседес” белого цвета, госномер…» – «…На Лесопарковой перед мостом вижу троих мужчин, удаляются в сторону “железки”, бегут в смысле… Преследую!» – «“Тридцатый” на связи, срочно пробейте мне человека!»

Связался с Глушаковым, доложил обстановку. Краски не сгущал, где-то даже разбавил.

– Дом еще не проверяли… Хозяин магазина толком ничего не говорит. Мямлит про каких-то строителей, а может, не строителей, марку машины не знает, номера не разглядел. Ни рыба ни мясо, короче…

Главное, чтобы начальство не направило сюда СОБР. Тогда руководство операцией перейдет к кому-нибудь должностью и званием повыше, и все лавры, соответственно, тоже. Допустить это никак нельзя. Север – здесь, на Фрунзе, сорок, и здесь его обязательно свинтят. Гнедин это чувствовал на сто процентов. А делиться таким успехом он ни с кем не собирался!

– Ну, посмотри там аккуратно, разведай, – осторожно посоветовал Глушаков. – Только если они в адресе – сами не суйтесь, запрашивайте

СОБР! И держи меня в курсе!

Дом № 40. Видны красная крыша и окна второго этажа с плотно задернутыми шторами. Все остальное закрывает капитальный забор из металлопрофиля и густая листва деревьев. Гнедин нашел небольшую щелку в заборе – разглядел мощеную площадку, асфальтовую дорожку и брошенную на ней одноколесную тележку-«комсомолку». А на площадке какая-то машина, белая. Только сквозь кусты плохо видно. Калитка заперта. Ворота тоже…

– Так. Ты, ты и ты, – Гнедин поочередно ткнул пальцем в участкового и двух солдатиков. Опять забыл, как их зовут.

– С обратной стороны участок выходит на соседнюю улицу. Мелкой рысью – туда. Никого не выпускать. Если что – действуйте по обстановке. Оружие держать наготове, применять в крайнем случае.

– У нас нет оружия, – робко напомнил один солдатик.

– Значит, будешь применять спецсредство – палку резиновую! – отрезал Гнедин.

Ему нравилось командовать. Он четко представлял себе ход операции, возможные осложнения и все прочее. И, что приятнее всего, он видел себя со стороны – спортивного молодого человека с интеллигентным и в то же время жестким лицом, отдающего четкие приказы, не потеющего, не суетящегося и, в общем, прекрасно выглядящего с любого ракурса.

– Мы на месте, – доложился участковый по рации.

– Оттуда видно что-нибудь?

– Забор такой же. И заросли.

– Всё?

– Как будто да…

– Ладно. Будьте на связи.

Гнедин приказал оставшемуся с ним участковому, чтобы прикрывал сзади, а срочник следил за двором через щель в заборе. И нажал кнопку звонка.

Никто не вышел. Занавески на окнах второго этажа оставались неподвижными.

– Оставайтесь здесь, – сказал Гнедин.

Забор у соседей справа выглядел более хлипким и бедным, поэтому он направился туда. Хозяйка – румяная дама в рабочих перчатках, тяпка в руке, – показала ему двор, огороженный со стороны 40-го дома увитой виноградом сеткой.

– Как чувствовала, что этим кончится! – она бросила тяпку и тыльной стороной ладони вытерла вспотевший лоб. – Что эти орелики утворили?

– Выясняем, – коротко ответил Гнедин. – Сколько их там вообще?

– Да много… Четверо или пятеро!

– Вы общались с ними?

– Какое там общение? У них же рожи бандитские! Однажды встретила, когда они машину выгоняли на улицу, так даже не поздоровались…

– И больше не видели?

– Видела, конечно! Как их не увидеть! То в слуховое окно кто-то смотрит, то блядей приведут, те с голыми цыцками в окне торчат. И орут друг на друга, когда нажрутся…

– Может, слышали такую кличку – Север?

Дама вытаращилась на Гнедина.

– Да чего я только не слышала! И Север, и Мурена какая-то! А еще Хобот – этот все время яму какую-то копает!

У Гнедина подпрыгнуло сердце – но он не понял: радостно или тревожно. Четверо или пятеро матерых бандитов, вооруженных убийц. Как их “винтить”?

– Сейчас там есть кто-то дома?

– Раз машина на месте и не открывают, значит, спят! – уверенно сказала дама. – Нажрались – и спят! Они или спят, или орут, по-другому не бывает!