За свои слова ответишь
Шрифт:
– Ты помнишь, что еще этот мужик сказал?
– Конечно. Если хорошо пойдет, сотрудничество продолжим.
– Мне почему-то показалось, что больше он с нами работать не будет.
– Почему?
– Я по глазам вижу. Говорит и как-то на тебя не смотрит.
– Показалось тебе. Где он еще двух таких дураков найдет, которые за полторы сотни баксов две недели на него работать станут?
– Тоже мне, работа, – воскликнул Николай, – через день по очереди на телефоне сидеть, адреса записывать!
Вот если бы объявление
– Сам ты у него поработать за штуку баксов не хочешь?
– А ты отвечаешь требованиям насчет здоровья, что ли?
– Конечно! Чего им отвечать? Две руки есть, две ноги, два глаза, конец, когда не надо – болтается, когда надо – твердеет, не алкоголик и не наркоман. Но работать мне у этого мужика не хочется.
– Почему?
– По нему видно, что если штуку баксов заплатит, то сам себе в карман пять положит.
На проспекте показался милицейский «уазик». Машина сбавила скорость и, подъехав к самому бордюру, стала сопровождать молодых людей. Те занервничали.
– Не оглядывайся на них.
– Почему?
– У тебя по морде видно, что ментов боишься.
– Тише говори, а то услышат.
– А ты пакет не к груди прижимай, а в руку возьми, как все нормальные люди. А то такое чувство, будто ты там краденое несешь. Сейчас, как проверят, и штраф нам влепят, ровненько на те самые полторы сотни баксов.
«Уазик» пока не останавливался, но и обгонять парней не спешил. За стеклом виднелось довольное лицо милиционера сержанта, он внимательно всматривался в парней.
– Какого черта тащимся, – сказал напарник, – видишь же, не пьяные?
– Раз не пьяные, значит, наркоманы, – отозвался более опытный сержант. – Ребята молодые, значит, или пить должны, или наркотиками балуются.
– Баб они вышли снять, видел, как пакет к груди прижимали? Небось спиртное там, на последние деньги купленное. С родителями живут, вот и трахаться им негде, решили проституток снять, – перенес свои проблемы на студентов милиционер.
– Почему до сих пор не сняли?
– Ты же сам видел, от самого метро на проспекте ни души.
– Не нравятся они мне чем-то. Останови, документы проверю.
– Какой же дурак из дому с документами выходит, если он, конечно, на кавказца не похож? Эти два не похожи, наши ребята, русские, светлоголовые.
– Холодно из машины выходить, – вздохнул сержант, – да и не делают они ни хрена такого, за что прицепиться можно.
– Настоящий милиционер должен уметь и к столбу прицепиться.
– Ладно, поехали, а то ребята уже волноваться начинают.
Коротко просигналив, «уазик» выехал на середину дороги и помчался в сторону центра.
Николай глубоко вздохнул.
– Что за жизнь идиотская пошла? Вечно себя виноватым
– К тебе они приставали?
– Нет.
– Так чего ты ментами остался недоволен? Ехали, нас увидели, решили посмотреть, а вдруг пьяные. Видят – трезвые, и поехали себе дальше.
– Да, тяжело деньги даются, – вздохнул Николай, вновь заглядывая в пакет, не разлился ли клей.
– Если еще раз клеить придется, то я тебе наперед совет дам – кисточку до половины обрежь, чтобы банку можно было крышкой закрыть.
– Где ж ты раньше был со своими советами?
Еще полтора часа ушло у ребят на то, чтобы расклеить остальные объявления. И, лишь выбросив в урну мешок с вымазанной клеем баночкой, Николай вздохнул свободно и облегченно.
– Пошли отсыпаться.
– Думаешь, с самого утра тебе по телефону звонить начнут?
– Всегда найдется идиот, который посчитает, что позвонить в шесть утра не только можно, но и нужно.
– Сегодня моя очередь звонки принимать.
– Аппарат у нас дурацкий, без регулятора громкости.
Хоть тебе и принимать, а проснемся оба.
Глава 2
Осенью дожди всегда серые.
Сквозь пелену дождя неслись автомобили с включенными фарами, а по тротуару, легко перепрыгивая через лужи, бежал высокий мужчина в разбитых кроссовках, спортивных штанах неопределенного цвета с двойными белыми лампасами и в темно-синей майке с короткими рукавами. Он бежал очень ровно, и казалось, что ноги, обутые в тяжелые кроссовки с замысловатой рифленой подошвой даже не касаются мокрого шершавого асфальта.
Борис Рублев бежал легко, большими шагами. С проезжающих мимо машин на него поглядывали кто с нескрываемым восхищением, кто с презрением, а кто и просто с интересом.
– На спортсмена похож, – переговаривались пассажиры автомобилей и пассажиры автобусов, троллейбусов, прижимая лица, расплющивая носы о мокрое запотевшее стекло.
Борис Рублев дышал ровно и напоминал сам себе локомотив, мчащийся по рельсам, причем не в полную силу, а так, чтобы просто разогреть мотор.
Один поворот, второй… Квартал, еще квартал…
Вот и ограда парка. С деревьев срывались листья – желтые, красные, охристые, падали на мокрый асфальт, прилипали к нему. Иногда подошва кроссовки раздавливала багряный кленовый лист, и на асфальте оставались темно-красные, бордовые пятна.
«Словно кровь», – думал Борис Рублев, глядя вперед, ритмично дыша.
Он бежал с такой скоростью, что не слышал ударов собственного сердца. Мышцы постепенно прогревались, наполнялись горячей кровью, и Борис Рублев получал удовольствие от этого, в общем-то, быстрого утомительного бега, от прохладного осеннего воздуха, от назойливого дождя.