За свои слова ответишь
Шрифт:
– Там.
– Душевнобольным гипс накладывает? Что ж, похвально. Скажи, как закончит, пусть зайдет. Я поздно буду, день-то сегодня особенный.
В операционной в это время шла ответственная работа.
На лицо Шнайдера легла прозрачная маска, от которой тянулся к баллонам гофрированный шланг. Несколько глубоких вздохов – и гер Шнайдер почувствовал, как мир закружился у него перед глазами, он только успел подумать, что, наверное, точно так же приходит смерть, легко и буднично.
Он еще несколько раз невнятно пробормотал:
– Фюнф,
– Все, наркоз действует, – сказал анестезиолог, – можно приступать.
Все присутствующие в операционной затаили дыхание. и хирург занес скальпель над бледной дряблой кожей.
Грязнов стоял под навесом и жадно курил. Он думал о том, что сегодняшний день, начавшийся так удачно, испорчен. Вместо того чтобы ехать в Москву и оттянуться, он должен заниматься вещами, которые не сулят приятных ощущений. Внизу, на выходе из подземного госпиталя, его ждет каталка с трупом, который предстоит уничтожить. А ночью…
Грязнов вздохнул, раньше ему никогда не приходилось убивать женщин. Сколько же мертвых мужчин было на его совести, он точно не знал. Началось все на войне в Афганистане, когда он даже наверняка не знал, какая из посланных им пуль достигала цели.
Окурок полетел в лужу, скопившуюся на бетоне, и жалобно зашипел.
«Нечего тянуть, надо разобраться с трупом», – сам себе приказал Грязнов и, ничем не прикрываясь от дождя, с Непокрытой головой зашагал к лечебному корпусу.
Санитар встретил его сочувственной улыбкой.
– Ну и денек, Валера, сегодня выдался!
– И не говори, – Грязнов прислушался: корпус гудел, как рой потревоженных мух. – Психи никак не успокоятся, того и гляди, друг друга покалечат.
– А тебе-то что?
– Покалечат – это еще полбеды, а то, смотри, забьют кого-нибудь до смерти. Потом комиссия приедет, разбираться начнут. Не люблю я этого.
Санитар, в общем-то, понимал, зачем пришел Грязнов, понимал также, что браться тому за работу не хочется.
– Двух психов мне выдели, только тех, что поспокойнее и говорить почти не умеют, только мычат.
– А! Сникерса с Марсом? – расплылся в улыбке санитар, вспомнив двух душевнобольных, которые вечно ходили неразлучной парочкой и были, в общем-то, довольно спокойными. Главное, что их отличало от других, так это короткая память. Они даже забывали, ели они или нет, и могли, только закончив обед, встать в очередь на раздачу, и если их не уводили силой из столовой, то лопнули бы от обжорства.
– Да, Марса со Сникерсом. Они как, сегодня не отличились в драке?
– Нет, они были в столовой, когда каша заварилась.
Правда, им немного возбуждение передалось, но сидят, мычат, пальцем друг в друга тыкают. Сходить с тобой, Валера?
– Да, выведи их из палаты, а дальше я уж сам, чего всем пачкаться.
– Тоже правильно, – согласился санитар и, вооружившись дубинкой-электрошокером, пошел с Грязновым на второй этаж.
Все двери в палатах были без ручек, единственную
– Здесь, подожди, – санитар вставил свой универсальный ключ и открыл дверь.
Сперва несколько психов бросились к выходу, но, завидев дюжего санитара, тут же попятились. Он поискал взглядом и нашел Марса со Сникерсом, сидевших на кровати, указал на них дубинкой:
– Ты и ты – на выход!
Психи переглянулись, не сразу поняв, что от них требуется.
– Они что, совсем ни хрена не понимают? – разозлился Грязнов.
– Случается, в плохую погоду у них крыша отъезжает и объяснить им становится совсем сложно. Но есть у нас один, Васька, вместо переводчика. Эй, Васька! – крикнул санитар.
И тут же перед ним по стойке «смирно» встал худощавый псих с радостной улыбкой на лице. Сразу было понятно, что он готов выполнить любое приказание: скажи ему сейчас выпрыгнуть в окно, он и выпрыгнет, ни секунды не поколебавшись.
– Объясни двоим бойцам, что работа для них появилась, и сам с ними иди.
Васька щелкнул каблуками и побежал к Марсу со Сникерсом. Присел перед ними на корточки и со страшными ужимками жестами принялся объяснять, что им нужно идти. Психи замычали, закивали и тут же двинулись к двери.
– Видишь, как он ухитряется с ними разговаривать!
Псих психом, а изъясняться руками умеет. Мне иногда кажется, что он этим двум даже анекдоты на пальцах рассказывает.
– И какие же? – вяло поинтересовался Грязнов.
– А у них всегда, что ни анекдот, то непременно про баб.
Они хоть и дурные, но мужское хозяйство-то почти у всех в порядке. Вот и оттягиваются, кто как умеет. Кто про женщин не только понаслышке знает, анекдоты рассказывает, а кто бабы в руках не держал, тот сам себе удовольствие доставляет или тех, кто послабее да потолще, в задницу трахает. А в рот они давать боятся, хоть и психи, а понимают – откусить могут. Иногда в окошко ночью заглядываешь, так они соберутся в кружок и дергают себя за концы, – санитар рассказывал о психах с ехидной ухмылкой, потому как в этом самом вопросе сумасшедшие мало отличались от здоровых мужчин, попавших в безвыходную ситуацию, когда до женщин им не добраться, – то ли в армии, то ли в тюрьме. – И смотри мне, Васька, чтоб без глупостей! – напутствовал санитар зондеркоманду психов.
Васька тут же приложил правую руку к сердцу и низко-низко поклонился, мол, под моим началом они что угодно сделают.
– Ты старший, Васька, с тебя и ответ.
– Понял, – захихикал Васька и, сжав колени, принялся вилять бедрами, словно собирался напустить в штаны.
– Пошли, – Грязнов двинулся по аллее, то и дело оглядываясь, поспевают ли за ним психи.
Те были приучены к беспрекословному повиновению.
Санитары тут служили крутые. Если и случались конфликты, то лишь тогда, когда сумасшедшие сбивались в стаю, как сегодня. Тогда уже управлять ими было невозможно. Бунт ликвидировали, разбив толпу на малые группки.