За три моря. Путешествие Афанасия Никитина
Шрифт:
Юша трясущимися руками разрезал рукав, стянувший распухшую руку. Афанасий подозвал проводника. Хаджи-Якуб внимательно осмотрел ранку, поцокал сокрушенно языком и пошел к своим переметным сумам. Он вернулся с расписным ларцом, вынул оттуда щепотку порошка и насыпал его в ранку. Потом он заботливо укрыл Афанасия и что-то пошептал над ним. Спал Афанасий беспокойно, но к утру опухоль почти исчезла.
Караван пошел дальше. Пришли в город Кашан и, не задерживаясь там, отправились снова в путь.
В Кашане путники узнали, что шайки грабителей рыщут по окрестным дорогам.
Дорога шла теперь по равнинам, мимо выжженных и разгромленных деревень, вытоптанных и потравленных полей.
В деревнях не было жителей: одних убили, других угнали в неволю. Многие бежали в города – там было безопаснее.
Как-то раз караван остановился на ночлег у разоренной деревни. Кругом все было пусто и уныло. Дозорные расположились у развалин старой мечети, неподалеку от стана.
На этот раз очередь стоять ночную стражу выпала на долю Хаджи-Якуба, Афанасия и Юши. Никитин растянулся на кошме. Он лежал, закинув руки за голову, и смотрел на звезды.
– Хорошее небо у вас, Хаджи-Якуб! – промолвил он задумчиво. – Звезды большие, яркие, месяц светлый…
– Да, хорошо! – живо откликнулся Хаджи-Якуб. – Но в Ширазе еще лучше. Лучше нашего края, лучше Шираза, нет на земле! Про Шираз говорят, что похищает он сердце пришельца у его родной страны… Приходи в Шираз – сам увидишь.
Никитин помолчал.
– Отец, почему так много развалин в вашей стране? – снова задал он вопрос Хаджи-Якубу.
Тот не сразу ответил.
– Могуча была Персия – никто не смел посягнуть на нее, – заговорил он наконец. – По всему свету шла слава о величии и доблести богатырей персидских. Но исчезла наша былая сила, и терзают теперь беззащитную землю нашу чужеземцы, разоряют города, сжигают деревни и топчут поля, и нет конца бедам и несчастьям нашим.
Он замолчал.
Костер вдруг угас. Все постепенно затихло. Светила яркая луна.
Юша не раз бывал в дозоре, и всегда в эти ночи его охватывало щемящее чувство тревожного ожидания. Лежа на кошме, он внимательно смотрел вдаль, на освещенные лунным светом холмы, и крепко сжимал свою маленькую кривую саблю.
Привычные ко всему Афанасий и Хаджи-Якуб занимались своим делом. Никитин латал совсем износившуюся рубаху, а проводник перетирал узловатыми, старческими пальцами сухие травки, перемешивал их в тряпице.
Но они не забывали о дозоре и время от времени поднимали голову, вслушиваясь и всматриваясь в ночные поля.
Выли шакалы на развалинах, но к ним все в караване давно привыкли.
Уже луна взошла, и густая тень от стены накрыла дозорных.
Вдруг Никитин легко и бесшумно вскочил на ноги. Юша вздрогнул.
– Что такое, дяденька Афанасий?
– Нишкни! [70] – строго шепнул ему по-русски Афанасий.
Хаджи-Якуб тревожно привстал.
– Ничего не слышу! – после долгого молчания наконец сказал он.
70
Нишкнуть – замолчать.
– Шакалы смолкли, – шепнул Никитин, показывая на развалины.
Тут только старик и Юша заметили, что вокруг стало особенно тихо. Надрывный вой шакалов смолк.
– Не брешут, – повторил Афанасий, – видимо, спугнул их кто-то. Юшка, лети в стан, буди хозяина! Только чтобы шороха не было! Держись тени, светлые места переползай. А мы с дедом гостей встретим!
Юша скользнул вдоль стены, обогнул мечеть, спустился в сухое ложе заброшенного арыка и, пригнувшись, стараясь не шуметь, побежал к стану.
Али-Меджид спал, раскинувшись в походном шатре. Юша наткнулся на него и тихо тронул за руку.
Самаркандец вскочил.
– Что случилось? – воскликнул он. – Почему ты здесь?
– Дяденька Афанасий послал, – зашептал Юша. – Думает, разбойники к стану крадутся. Слышишь, шакалы замолкли?
Самаркандец выбежал из шатра и разбудил своих спутников.
В это время от мечети донесся грохот. Афанасий пустил в ход свою пищаль. Тотчас же раздались крики, стрелы засвистели и застучали по камням.
Из стана бросились на помощь к дозорным. С ними побежал и Юша.
Никитин лежа отстреливался из пищали. Проводник, спрятавшись за камнем, стрелял из лука.
Разбойники не ожидали такого отпора. Некоторое время они стреляли, кричали для острастки и гарцевали на поляне. Потом раздался резкий свист. Сразу крики прекратились, и топот коней замолк вдалеке.
Утром Юша нашел в развалинах труп разбойника.
К великому южному морю
Настала осень, а караван все шел и шел. Начались дожди, и дорога превратилась в грязное месиво. Кони и верблюды пробирались с трудом. Пришлось опять сократить переходы.
Но вот солончаки сменились песчаной пустыней, перемежающейся с каменистыми лощинами и холмами, и на закате путники наконец увидели башни, минареты и купола мечетей Йезда.
Город этот мало отличался от других городов Персии – всё те же узкие и грязные улицы, всё те же слепые дома с внутренними двориками, мутные арыки, кучи нечистот, бродячие собаки, грызущиеся из-за падали.
Название этого города Афанасий Никитин слышал не раз еще на Руси. В Йезде вырабатывались ткани, которые персидские купцы продавали татарам, а татарские купцы перепродавали русским на ярмарках под Казанью. Жили здесь и ремесленники, вырабатывавшие металлические изделия.
Город выглядел странно. Вдоль улиц шли сады, но грунт в некоторых частях города находился гораздо ниже улицы, на дне глубоких канав. Там же текли арыки, и туда выходили двери жилищ. А вровень с улицей оказывались крыши домов и вершины фруктовых деревьев. На плоских крышах строились новые дома, и к ним над садами и дворами перекидывались мостики. Хаджи-Якуб объяснил, что дома и сады ушли вглубь потому, что песчаные бури из пустыни неустанно засыпают Йезд песком. Поднять сады на песок нельзя, так как вода не потечет вверх, а без воды они погибнут. Поэтому жители высыпают песок на улицу, и она растет, поднимаясь выше домов и деревьев.