За три моря. Путешествие Афанасия Никитина
Шрифт:
Мудрецы
Персидская миниатюра конца XVI в.
Толстый слуга повел его к легкой плетеной беседке, где сидел сам Малик-аль-Тиджар. Он был одет просто, лишь огромная жемчужина на груди да кинжал, украшенный драгоценными камнями, напоминали, что это всемогущий вазир.
Никитин упал на колени и поклонился ему в ноги.
Кивком головы вазир отослал слугу.
– Не бойся, чужестранец, – сказал он по-персидски. – Ты получишь назад жеребца своего. Никто тебя обижать не будет.
Афанасий поднялся с колен. Он не мог благодарить: горло его пересохло.
– Расскажи мне, куда ты путь держишь.
– Прослышал я, всемогущий повелитель, что осенью великий праздник будет в Шейх-ала-Уддине, – с трудом вымолвил Никитин. – Купцы говорят, там большой конский торг в те дни бывает. Думал лето здесь переждать и по осени туда жеребца вести. Только теперь страшусь здесь оставаться: Асат-хан меня не пожалует!
Вазир хлопнул в ладоши. Вскоре высокий воин со скуластым лицом вошел в беседку.
– До осени, Ахмед, останешься в Джуннаре, – сказал вазир. – С ним поедешь дальше.
А Юша в это время ходил по Джуннару. Всегда любил он бродить по шумным восточным базарам и в Джуннаре часто, отпросившись у Афанасия, на полдня убегал из дома.
Но теперь базар быстро наскучил ему. Ни крики и зазывания купцов, ни пляски уличных танцовщиц, ни бой барабанов – ничто не занимало его. Неоднократно порывался он вернуться домой, но всякий раз вспоминал запрет Афанасия.
Часто чудилось Юше, что кто-то следит за ним, и тогда он хватался за нож, спрятанный за широким поясом.
«Один-одинешенек!» – думал он тоскливо. Все вокруг теперь казалось чужим и враждебным.
Так бесцельно бродил он до темноты и в условленный час спустился к реке.
– Юша, где же ты? – раздался знакомый, родной голос.
Юноша бросился к Никитину.
– А Васька? – крикнул он.
– Дома твой Васька! – весело ответил Афанасий.
Индийские грозы
Солнце палило все сильнее и сильнее. На закате оно становилось багровым – совсем как на Руси в сильный мороз.
Едкая красная пыль носилась в воздухе и покрывала ограды, дома и пожухлую, сморщившуюся листву.
Скотина жалобно мычала в стойлах.
Васька совсем отказывался от еды. Он похудел, бока его втянулись, даже прекрасная шерсть его потеряла свой атласный глянец.
– Ничего! – утешал Никитина конюх. – Придут дожди, он в неделю отъестся.
Все с нетерпением ждали дождей, но небо по-прежнему было безоблачным.
Как-то вечером конюх показал Никитину на закат: солнце садилось в черной полосе.
– Жди дождя, – сказал он.
Прошло еще несколько томительных дней. Дожди все не начинались.
Однажды на закате страшный удар грома потряс небо и землю. Еще четыре раската последовало за ним.
– Ночью будет дождь, – сказал конюх.
Он поспешил застлать новыми пальмовыми листьями крышу конюшни.
В полночь разразилась гроза, да такая, какой никогда не видывали русские. Молнии словно гонялись друг за другом. В короткие промежутки между их блеском тьма казалась еще глубже, еще страшнее. Удары грома сливались в один сплошной грохот. Дождь лил сильными косыми струями.
Никитин и Юша остались в конюшне и всю ночь успокаивали жеребца.
К утру громовые раскаты утихли, но дождь лил по-прежнему. Потоки мутной воды неслись по двору, сливались в один ручей; на базаре образовалось целое озеро.
Когда Никитин с Юшей зашли к себе в каморку переодеться и отдохнуть, они увидели множество неожиданных гостей. На стенах суетились скорпионы, тысяченожки, пауки и ящерицы. Из сапога Юши выглядывала черная голова змеи. Маленькая мокрая белочка примостилась на окошке. Все это были беженцы, спасавшиеся от дождя.
Змею убили палкой, непрошеных гостей со стены смели, а белочку Юша подманил орехами и отогрел у себя за пазухой.
Но все время, пока шли дожди, приходилось остерегаться змей, тысяченожек, пауков, заползавших в каморку в поисках сухого места.
Целые дни неслись черные тучи. Грозы кончились, но ливень шумел почти все время. По улицам и затопленному базару бежали потоки. Все дороги и тропы стали непроходимыми.
Никитин целые дни проводил под навесом у входа в свою каморку.
К нему часто заходил Ахмед – тот самый воин, которому Малик-аль-Тиджар поручил оберегать русского купца. Ахмед дожидался в Джуннаре, пока наместник соберет подать. Он должен был отвезти ее султану в Вид ар. Как и Никитин, он томился от безделья и был рад случаю поговорить с бывалым чужеземцем.
Ахмед рассказывал Афанасию о делах индийских, о борьбе мусульман с индуистами.
В те времена в Северной и Центральной Индии правили мусульманские владыки, пришельцы из Персии и Средней Азии.
Такими завоевателями были и бахманидские султаны. Они объявили «священную войну с неверными», и под их зеленые знамена со всего мусульманского мира стекались жадные до наживы искатели приключений.
Каждый год снаряжали бахманидские султаны походы из Бидара на юг – в земли, принадлежавшие индуистским княжествам, их войска разрушали индуистские храмы, выжигали города и села.
От Ахмеда узнал Афанасий, что вазир Малик-аль-Тиджар мудр и опытен. Некогда пришел он из Персии в Индию как простой торговец, а теперь правит всей страной от имени юного бахманидского султана.