За закрытыми дверями
Шрифт:
– Думаешь, ничего никогда не изменится, и люди, которые есть в твоей жизни, никуда из нее не исчезнут. А потом – бац, однажды утром просыпаешься, все изменилось, и уже поздно говорить то, что хотел сказать, поздно делиться мыслями и вспоминать счастливые времена.
Клео давно похоронила наивную романтичную мечту о том, как Джек однажды утром проснется и поймет, что все это еще может у них быть. Где она сама окажется к тому времени? Скорее всего, в доме престарелых.
Его ладони скользнули с ее плеч и сомкнулись перед ней. Она положила
– У меня никогда не было отца, которого я хотела бы запомнить, – сказала Клео и удобнее устроилась в объятиях Джека, который крепче сцепил пальцы. – Не было отца, который проводит с тобой время и любит тебя такой, какая ты есть. Джерри дал мне все это.
– Я знаю.
Она почувствовала, что Джек немного изменил позу. Так, значит, он пренебрежительно окрестил ее Златовлаской просто потому, что ревновал к отцу.
– Мы оба знаем, что он слишком много пил. Любимая женщина сбежала, а сын… – Что она могла сказать о Джеке? Сначала казалось, он безразличен к нему, но с годами безразличие переросло в нескрываемую неприязнь. – Ты был груб, все время пропадал с друзьями или девушками.
– Ты не лучше.
Клео понимала: Джек имеет в виду плохую компанию, с которой она общалась, чтобы привлечь его внимание. Уж лучше так, чем оставаться совсем незамеченной.
– Я была несносна, признаю.
– Мы с тобой два сапога пара. Твоему отцу было плевать, как его поступки отразятся на дочери. А я из-за него потерял мать, которую очень любил.
В голосе Джека слышалась горечь, Клео повернулась взглянуть ему в лицо. И увидела отражение собственной боли. Они оба страдали из-за того, что натворили их родители.
– Джек… – Движимая инстинктами, Клео прикоснулась к его лицу, чтобы показать, что понимает его, помнит все это и страдает вместе с ним.
От этого прикосновения дрогнуло сердце. Она наслаждалась волшебным теплом его кожи, чувствовала мягкую щетину.
– Я тоже потеряла родителя. – Желая успокоить, Клео провела кончиками пальцев по его щеке и подбородку.
Мышцы на лице Джека напряглись. Он хрипло вздохнул, во взгляде промелькнуло что-то опасное.
Оперившийся в душе Клео сладкий восторг камнем полетел вниз. Джек не хочет ее. Щеки вспыхнули. Как и прежде, отказ. Он не любит, когда к нему прикасаются. По крайней мере, когда это делает домашняя девочка Клео Ханиуэлл, почти сестра. За шесть лет ничего не изменилось.
Быстро заморгав, чтобы отогнать подступившие слезы, она сжала руку в кулачок и прижала его к груди:
– Клянусь, Джек, ты ничего не почувствуешь, даже если у тебя задница загорится!
– Клео…
– Молчи. – Она оттолкнула его. – Ничего не хочу слышать. – Она могла бы двинуть ему за унижение, сквозь которое он заставил ее пройти, но в ту минуту черты его лица были тверже гранита.
– Задняя дверь была открыта.
Знакомый голос заставил обоих обернуться. Клео не поняла, кто первый вскочил с дивана – она или Джек.
– Скотт! Привет.
Скотт стоял в дверях, строгая рубашка расстегнута у шеи, галстук ослаблен.
– Привет. – Поигрывая ключами, он переводил взгляд с Джека на Клео и обратно. – Я не вовремя?
– Вовремя.
Ей было больно и стыдно. Много ли слышал Скотт? Она старалась не смотреть на Джека, но все равно чувствовала, как от него во все стороны разбегаются волны раздражения.
– Привет, Скотти. – Хриплый, глубокий голос Джека немного дрожал.
– Так. У вас двоих планы на вечер?
– Нет, – выпалила Клео. Она все еще чувствовала кончиками пальцев кожу Джека и ощущала его запах. Отказ был для нее глубокой рваной раной, которую надо обработать. – Я собираюсь принять ванну, немного побаловать себя. И никаких мужчин.
– Ну, я вообще-то за Джеком. Не возражаешь, если я украду его на несколько часов?
Клео чуть не рассмеялась. Ее, оказывается, и не собирались приглашать.
– Да, пожалуйста, забирай.
Краем глаза она видела: Джек ссутулился и засунул руки в задние карманы джинсов.
– И что ты задумал? – спросил он.
– Мне кажется, пора тебе отказаться от образа странствующего фотографа и прикупить немного новой одежды. Я задумал этим вечером провести тебя по магазинам в центре. Можем взять такси, чтобы потом поужинать и выпить пива. Как в старые добрые времена.
Джек кивнул:
– Отличный план. Возьму бумажник.
Как только он вышел, Скотт спросил:
– Я помешал?
– Ты ничему не помешал. Хорошо вам провести время.
Избегая внимательного взгляда, Клео пошла к выходу.
Скотт коснулся ее плеча и мягко сказал:
– Не жди нас.
– И не собираюсь.
Для Клео лучшим лекарством от депрессии была горячая ванна, бокал вина и гора шоколада. Времени впереди предостаточно, чтобы смыть плохое настроение.
В ванной Клео из подвешенных горшков спускались листья папоротников, стены гармонировали с полотенцами персикового цвета. Стояли сумерки, и небо еще не потемнело, но кто сказал, что свечи зажигать рано? Нарушая правила, она зажгла пять штук, добавила в ванну эфирные масла розмарина, лаванды и герани, разделась и погрузилась в теплую ароматную воду, прихватив высокий тонкий бокал с шампанским и миску шоколадных трюфелей.
Она сказала Джеку, что забыла о нем, после того как он уехал. На самом деле в глубине души сохранила маленький ящичек Пандоры, полный надежды, верила: однажды Джек вернется домой и скажет, что скучал по ней, она повзрослела и он допустил ужасную ошибку.
Он вернулся. А насчет остального… Клео почти убедила себя в том, что на все остальное ей плевать, но из-за Джека старания пошли прахом.
Это она допустила ошибку.
Клео залпом выпила бокал шампанского. Теперь она привязана к этому дому любовью к Джерри и необходимостью выполнить его последнюю волю.