За Землю Русскую
Шрифт:
Изумленный сим бедствием, магистр ордена с трепетом ожидал Александра под стенами Риги и спешил отправить посольство в Данию, моля короля спасти Рижскую Богоматерь от неверных, жестоких россиян; но храбрый князь, довольный ужасом немцев, вложил меч в ножны и возвратился в город Псков. Немецкие пленники, потупив глаза в землю, шли в своей рыцарской одежде за нашими всадниками.
Духовенство встретило героя со крестами и с песнями священными, славя Бога и Александра; народ стремился к нему толпами, именуя его отцом и спасителем. Счастливый делом своим и радостью общею, сей добрый князь пролил слезы и с чувствительностью сказал гражданам: «О псковичи! Если забудете
1243–1245 гг. В сие время литовцы разбили Ярослава Владимировича, который, оставив немцев, с изволения Александрова начальствовал в Торжке. Соединясь с тверскою дружиною, Ярослав гнался за хищниками до Торопца, где они считали себя уже в безопасности, овладев крепостью; но герой Невский приспел, взял город, истребил их всех, одних на стенах, других в бегстве, и в том числе 8 князьков литовских.
Совершив подвиг, Александр отпустил войско, ехал с малочисленною дружиною и вдруг увидел себя окруженного новыми толпами неприятелей – ударил неустрашимо, рассеял оные, благополучно возвратился в Новгород. Одним словом, Александр, в несколько дней, семь раз победил литовцев; воины его, ругаясь над ними, привязывали пленников к хвостам конским.
Сии частные успехи не могли переменить общей судьбы россиян, уже данников татарских. Батый, завоевав многие области польские, Венгрию, Кроацию, Сервию, Дунайскую Болгарию, Молдавию, Валахию и приведши в ужас Европу, вдруг, к общему удивлению, остановил бурное стремление монголов и возвратился к берегам Волги. Там, именуясь ханом, утвердил он свое владычество над Россиею, землею Половецкою, Тавридою, странами кавказскими и всеми от устья Дона до реки Дуная.
Никто не дерзал ему противиться. Государи старались смягчить его смиренными посольствами и дарами. Батый звал к себе великого князя. Ослушание казалось Ярославу неблагоразумием в тогдашних обстоятельствах России, изнуренной, безлюдной, полной развалин и гробов; презирая собственную личную опасность, великий князь отправился со многими боярами в стан Батыев, а сына своего, юного Константина, послал в Татарию к великому хану Октаю, который в сие время, празднуя блестящие завоевания монголов в Китае и в Европе, угощал всех старейшин народа.
Никогда, по сказанию историка татарского, мир не видал праздника столь роскошного, ибо число гостей было несметно. Батый принял Ярослава с уважением и назвал главою всех князей ооссийских, отдав ему Киев (откуда Михаил уехал в Чернигов). Так Государи наши торжественно отреклись от прав народа независимого и склонили выю под иго варваров.
Поступок Ярослава служил примером для удельных князей суздальских: Владимир Константинович, юный Борис Василькович, Василий Всеволодович (внук Константинов) также били челом надменному Батыю, чтобы мирно господствовать в областях своих.
1246 г. Сын Ярославов чрез два года возвратился из Китайской Татарии; а великий князь, вторично принужденный ехать в Орду со всеми родственниками, должен был сам отправиться к берегам Амура, где монголы, по смерти Октая, занимались избранием нового великого хана.
Ярослав простился навеки с любезным отечеством: сквозь степи и пустыни достигнув до ханского стана, он в числе многих иных данников смирялся пред троном Октаева наследника, оправдал себя в каких-то доносах, сделанных на него хану одним российским вельможею, и, получив милостивое дозволение ехать обратно, кончил жизнь на пути [30 сентября]. Таким образом, сей князь несчастный, быв свидетелем и жертвою народного уничижения России, не имел и последнего утешения сомкнуть глаза в недрах святого отечества!
Верные бояре привезли его тело в столицу Владимирскую. Говорили, что он был отравлен, – что мать нового хана Гаюка, как бы в знак особенного благоволения предложив Ярославу пищу из собственных рук, дала ему яд, который в седьмой день прекратил его жизнь и ясно обнаружился пятнами на теле умершего.
Но монголы, сильные мечом, не имели нужды действовать ядом, орудием злодеев слабых. Мог ли князь Владимирской области казаться страшным монарху, повелевавшему народами от Амура до устья дунайского?
Ярослав, в юности жестокий и непримиримый от честолюбия, украшался и важными достоинствами, как мы видели: благоразумием деятельным и бодростью в государственных несчастьях, быв возобновителем разрушенного великого княжения; гибкостью и превосходством ума своего снискал почтение варваров, Батыя и Гаюка, но не заслужил ревностной похвалы наших летописцев, ибо не раздавал имения церквам и монахам, отличаясь, может быть, верою просвещенною, а не суесвятством.
Супруга его, именем Феодосия, оставленная им в Новгороде, скончалась там в 1244 г.; за малое время до смерти постриглась в Георгиевском монастыре и была схоронена в оном подле ее сына, Феодора.
Россия, огорченная смертью Ярослава, почти в то же время сведала ужасные обстоятельства кончины Михаиловой. Узнав, что сын его, Ростислав, принят весьма дружелюбно в Венгрии и что Бела IV, в исполнение прежнего обязательства, наконец выдал за него дочь свою, Михаил вторично поехал туда советоваться с королем о средствах избавить себя от ига татарского; но Бела изъявил к нему столь мало уважения и сам Ростислав так холодно встретил отца, что сей князь с величайшим неудовольствием возвратился в Чернигов, где сановники ханские переписывали тогда бедный остаток народа и налагали на всех людей дань поголовную, от земледельца до боярина.
Они велели Михаилу ехать в Орду. Надлежало покориться необходимости. Приняв от духовника благословение и запасные святые дары, – ободренный, утешенный его христианскими наставлениями, он с вельможею Феодором и с юным внуком, Борисом Васильковичем Ростовским, прибыл в стан к монголам и хотел уже вступить в шатер Батыев; но волхвы, или жрецы сих язычников, блюстители древних суеверных обрядов, требовали, чтобы он шел сквозь разложенный перед ставкою священный огонь и поклонился их кумирам.
«Нет! – сказал Михаил, – я могу поклониться царю вашему, ибо Небо вручило ему судьбу государств земных; но христианин не служит ни огню, ни глухим идолам». Услышав о том, свирепый Батый объявил ему чрез своего вельможу, именем Эльдега, что должно повиноваться или умереть.
«Да будет!» – ответствовал князь; вынув запасные дары, вместе с любимцем своим, Феодором, причастился святых тайн и, пылая ревностью христианских мучеников, пел громогласно святые псалмы Давидовы. Напрасно юный Борис хотел его смягчить молением и слезами; напрасно вельможи ростовские брали на себя грех и торжественное покаяние, если Михаил исполнит волю Батыеву, следуя примеру других князей наших.