За Землю Русскую
Шрифт:
Гаюк чрез несколько дней принял нас, равно как и других послов. Секретарь его сказывал ему имя каждого; однако ж не многие из них были впущены в ставку императорскую. Дары, поднесенные ими хану, состояли в шелковых тканях, поясах, мехах, седлах, также верблюдах и лошаках, богато украшенных. Между сими бесчисленными дарами мы заметили один зонтик, весь осыпанный драгоценными камнями.
В некотором расстоянии от шатров стояло более пяти сот телег, наполненных
В намерении завоевать Запад Гаюк не хотел вступить с нами в переговоры, и мы около месяца жили праздно, в скуке, в недостатке, получая от монголов на пять дней не более того, что надлежало издержать в один день; а купить было нечего. К счастью, добрый россиянин, золотарь, именем Ком, любимец Гаюков, наделял нас всем нужным.
Он сделал печать для хана и трон из слоновой кости, украшенный золотом и камнями драгоценными с разными изображениями, и с удовольствием показывал нам свою работу. Наконец Гаюк, призвав нас, спросил, есть ли у папы люди, знающие язык татарский, русский или арабский? Нет, отвечали мы: хотя в Европе и находятся некоторые арабы, но далеко от того места, где живет папа.
Впрочем, мы брались сами перевести на латинский язык, что будет угодно хану написать к Св. отцу. Вследствие того пришел к нам Кадак, государственный министр, с тремя ханскими секретарями для сочинения грамоты, которую мы, слушая их, писали на латинском языке и толковали им каждое слово – ибо они боялись ошибки в переводе и спрашивали, ясно ли разумеем, что пишем?
Приставы наши говорили, что хан отправит с нами собственных послов в Европу, если будем о том просить его; но сего мы не хотели: во-первых, для того, что они увидели бы несогласие и междоусобие Государей христианских, столь благоприятное для неверных; во-вторых, ежели бы с послами Гаюка сделалось какое несчастье в Европе, то он еще более остервенился бы против христиан.
К тому же хан не уполномочил бы сих послов для заключения надежного мира, а велел бы им единственно вручить письма Св. отцу такого же содержания, как и данные нам за его печатью.
Откланявшись Гаюку и матери его, которая дала нам по шубе лисьей и по красному кафтану, мы отправились в обратный путь, 14 ноября, чрез необозримые пустыни; не видали ни селений, ни лесов; ночевали в степях, на снегу, и приехали к Вознесению в стан Батыев, чтобы взять у него письма к папе.
Но Батый сказал, что он не может ничего прибавить к ответу хана, и дал нам пропуск, с коим мы благополучно доехали до Киева, где считали нас уже мертвыми, равно как и в Польше. Князь российский Даниил и брат его Василько оказали нам много ласки в своем владении и, собрав епископов, игуменов, знатных людей, с общего согласия объявили, что они «намерены признать Св. отца главою их церкви, подтверждая все сказанное ими о том прежде чрез особенного посла, бывшего у папы».
Сие важное известие согласно с грамотами Иннокентия IV, с летописями польскими и нашими собственными. Занимаясь великим намерением свергнуть иго Батыево, Даниил с горестью видел слабость России, уныние князей и народа; не мог надеяться на их содействие и долженствовал искать способов вне отечества.
Единоверная Греция, стесненная аравитянами, турками, крестоносцами, едва существовала: Даниил обратил глаза на Запад, где Рим был душою и средоточием всех государственных движений. Сей князь (в 1245 или 1246 г.) дал знать Иннокентию, что желает соединить церковь нашу с латинскою, готовый под ее знаменами идти против монголов. Началось дружелюбное сношение с Римом.
Папа, называя Даниила королем и любезнейшим сыном, велел архиепископу прусскому ехать в Галицию и выбрать там святителей из ученых монахов католических; объявил снисходительно, что все обряды греческой веры, не противные латинской, могут и впредь быть у нас соблюдаемы невозбранно (как то служение на квасных просфирах), и в знак особенной благосклонности утвердил супружество князя Василька, женатого на родственнице в третьем и четвертом колене (так сказано в письме Иннокентиевом, где сия дочь Георгия Суздальского именована Добравою), наконец, чтобы обольстить Даниилово честолюбие, предложил ему венец королевский.
Разумный князь ответствовал: «Требую войска, а не венца, украшения суетного, пока варвары господствуют над нами». Иннокентий обещал и войско: но Даниил в ожидании того медлил объявить себя католиком; оба хитрили, досадовали, и в 1249 г. легат папский с неудовольствием выехал из Галиции.
Посредничество короля венгерского утушило сию явную ссору: в залог милости Иннокентий (в 1253 или 1254 г.) прислал к Даниилу венец с другими царскими украшениями. Достойно замечания, что князь Галицкий, нечаянно встретив послов римских в Кракове, не хотел видеть их, сказав: «Мне, как Государю, непристойно беседовать с вами в земле чуждой».
Он вторично не хотел принять и короны; но, убежденный матерью, вдовствующею супругою Романовою, и герцогами польскими, согласился, требуя, чтобы Иннокентий взял действительные меры для обороны христиан от Батыя и до всеобщего Собора не осуждал догматов греческой церкви: вследствие чего Даниил признал папу своим отцом и наместником св. Петра, коего властью посол Иннокентиев, аббат мессинский, в присутствии народа и бояр возложил венец на главу его.
Сей достопамятный обряд совершился в Дрогичине, и князь Галицкий с того времени именовался королем, а папа написал грамоту к богемскому, моравскому, польскому, сербскому и другим народам, чтобы они вместе с галичанами под знамением креста ударили на монголов; но как от безрассудного междоусобия христианских Государей сие ополчение не состоялось, то Даниил снял с себя личину, отрекся от связи с Римом и презрел гнев папы, Александра IV, который (в 1257 г.) писал к нему, что «он забыл духовные и временные благодеяния церкви, венчавшей и помазавшей его на царство; не исполнил своих обетов и погибнет, если с новым раскаянием не обратится на путь истины; что клятва церковная и булат мирской готовы наказать неблагодарного».
В надежде смирять монголов посольствами и дарами новый король Галицкий, богатый казною, сильный войском, окруженный соседами или несогласными или слабыми, уже смеялся над злобою папы и, строго наблюдая уставы греческой церкви, доказал, что мнимое присоединение его к латинской было одною государственною хитростью.
Обращаясь к путешествию Карпини, предложим сказанное им о свойстве, нравах и вере монголов: сии известия также достойны замечания, сообщая нам ясное понятие о народе, который столь долгое время угнетал Россию.
«Татары (повествует Карпини) отличны видом от всех иных людей, имея щеки выпуклые и надутые, глаза едва приметные, ноги маленькие; большею частью ростом не высоки и худы; лицом смуглы и рябы. Они бреют волосы за ушами и спереди на лбу, отпуская усы, бороду и длинные косы назади; выстригают себе также гуменцо, подобно нашим священникам.
Мужчины и женщины носят кафтаны парчовые, шелковые и клееношные или шубы навыворот (получая ткани из Персии, а меха из России, Болгарии, земли Мордовской, Башкирии) и какие-то странные высокие шапки. Живут в шатрах, сплетенных из прутьев и покрытых войлоками; вверху делается отверстие, чрез которое входит свет и выходит дым, ибо у них всегда пылает огонь в ставке.