Забава для мажора

Драгам Аля

Испуганные глаза бегают по моему лицу.

Не отпустит. Чувствую это по смыкающимся на талии рукам, по напрягшимся мышцам.

— Тёмик, мне надо позвонить домой. Предупредить.

Улыбаюсь, стараясь смягчить слова. Мы слишком сильный всплеск эмоций сейчас пережили, чтобы адекватно реагировать.

Не размыкая рук, шагаем к брошенному рюкзаку. Артём поднимает его, буквально поставив меня на мостик. Я не знаю, как мы сможем оторваться друг от друга, когда наступит эта необходимость. Вытаскиваю телефон и дрожащим пальцами

жму вызов. Дедуля отвечает сразу. Говорю, что со мной всё в порядке, что я задержусь и что… что меня проводит Артём. По голосу слышу дедушкину улыбку, и на секунду прикрыв глаза, представляю родное лицо и лучики морщинок у глаз. Если бы не тот разговор и не те два слова… Не знаю, смогла бы я принять решение. Не знаю.

Тёма слышит наш разговор, и я вижу его слегка нахмуренные брови. Интуитивно понимаю, о чём он думает. Быть может, позже я расскажу ему свою историю. Но точно не сейчас. Я не стесняюсь, нет. Я не хочу жалости. Она не поддерживает, как говорят многие. Она унижает. А я хочу быть счастливой без примеси этих сочувствующих и разрушающих всё внутри взглядов.

— Голубки, смотреть на вас, конечно, удовольствие. Но у меня дела. А ты бы поторопился, боец, а то пропустишь тренировку, и Палыч тебя за бубенчики подвесит.

Тёма смеётся, а я любуюсь его открытой улыбкой, посветлевшим лицом и глазами, которые словно заново включили. Потухший отчаянный взгляд стоящего у машины парня долго ещё будет преследовать меня в кошмарах. Я ведь чуть было всё сама не сломала… Как это страшно — принимать решения, влияющие на жизнь и будущее.

Ребята прощаются, и Костя отбывает, подмигнув на прощание.

— У тебя хороший друг, — говорю Тёме, по — прежнему нежась в его объятиях.

Можно, пожалуйста, остановить время и немного продлить наше единение? Немножечно… Ну пожалуйста!

— Лучший.

— А Богдан?

— И Богдан. Но если Дан без царя в голове и отшучивается, то Костян сама серьезность.

— Я заметила.

— И он тебя. — Вопросительно поднимаю бровь. — Ну в смысле, он первым заметил мои чувства к тебе. Я сам еще не успел сформулировать, а он уже знал.

— Почему не мог сформулировать?

— Не знаю. — Пожимает плечами. — Наверное, боялся признаться в своей слабости.

— В слабости? Разве я твоя… слабость?

— Я так думал. Думал, что любовь делает беспомощным. Может быть, в чём — то так и есть. Но на самом деле любовь делает сильнее. Я для тебя готов горы свернуть.

— Тём, мне горы не нужны. Ты… просто будь рядом, ладно?

Вместо ответа парень наклоняется и целует. Так нежно, с такой любовью, что сердце замирает на мгновение, а в уголках глаз выступают слёзы. Слёзы облегчения, слёзы радости. Оказывается, от счастья тоже плачут.

— Поедешь со мной?

— Конечно. Я уже предупредила, — запинаюсь на секунду, — дома.

— У нас будет минут пятнадцать. Не хочешь перекусить?

— Нет. Я не голодна.

Артём

усаживает меня на сиденье, закинув мой рюкзак назад. Хорошо, что парковка перед лицеем и вход в парк граничат между собой. Иначе мы могли потерять время, пока ходили бы туда — сюда.

Уверенным движением парень выворачивает руль, а я зависаю на его руках. Мы практически ровесники, но он уже по — мужски развит и жесты Артёма уверенные, отточенные. Он небрежно закатывает рукава до локтя, оголяя предплечья. Улыбается, заметив мой интерес. А потом протягивает руку и переплетает наши пальцы. Ладошке становится щекотно, а когда он начинаем поглаживать ладонь, внутри разливается необычное тепло. Ловлю себя на мысли, что готова прикрыть глаза и замурчать, как кошка.

— Мы уже приехали? — Спрашиваю, заметив, что мы остановились.

— Нет. Подождешь меня минутку? Я сейчас вернусь.

Тёмка уходит, а я тянусь к сумке и, достав телефон, пишу Дашке и Ольке. Первая отвечает моментально, а вот вторая… Оли не было в сети… а примерно с того момента, как уехал Константин. Улыбаюсь от своей догадки: не сидела ли она с ним в машине, когда брюнет примчался на выручку к другу. Кого он, кстати, ехал спасать? Меня от Миронова или Миронова от меня?

— Кому ты улыбаешься?

— Я подумала про твоего друга и Олю. Она же ему нравится?

— Нравится. Держи, — протягивает мне бумажный пакет и стакан. — Ты совсем ничего не ешь.

Раскрываю верх, и салон наполняет аромат выпечки. Я действительно не хотела есть, но сейчас желудок поддается на запах аппетитных булочек

— В стакане сок. Ты же любишь вишневый?

— Очень люблю. А как ты…?

— Я наблюдательный. Тогда в кафе ты пила его и щурилась от удовольствия. А вот что из сладкого тебе нравится, я не знаю. Взял на свой вкус. Круассаны было бы банально, наверное?

Я вытаскиваю маленькую Даллас и облизываюсь. Мои любимые.

— Я их обожаю. Спасибо, Тём.

— Правда? Они и мои любимые. Моя мама часто их раньше делала.

В его голосе проскальзывает грусть, и я не решаюсь задать вопрос, который крутится на языке.

21.

Лия.

Стою, распахнув от удивления глаза. Масштабненько! Мне казалось, спортивные секции — это пара залов в ТЦ. А тут… Огромный спортивный комплекс. Пробегаюсь по буквам на указателях.

— Ого! Здесь и каток есть?

— И каток, и бассейн. Хочешь, сходим?

— О нет, мне одного похода хватило. Вода всё — таки не моё.

— А если я буду рядом? — Тёма обнимает сзади и, наклонившись, дышит в макушку. Меня обдает теплом и… не знаю, что ещё примешивается. Наверное, осознание того, что с ним можно не бояться.

— Я… я подумаю, — бормочу, теряясь в его прикосновениях. Хотя на каток бы я сходила. Папа в детстве водил меня, я даже освоила какие-то элементарные упражнения.

— Малышка, ты опять грустишь? Жалеешь?