Забава для мажора
Шрифт:
— Вообще — то в масштабах.
— Расскажешь зачем?
— Ну я теплицу мыла. Руки замёрзли в холодной воде, и мы решили нагреть в бане. Заодно бы и прогрели, а вечером помылись.
— Ага, — медленно разбинтовываю ногу, — теплица, вода. Понятно. С дровами тоже. А пацанов во дворе откуда столько? И какого лешего они здесь делают?
— А это не я. Честно — честно. Оля испугалась и позвонила Косте. Он приехал и с ним они.
Поливаю перекисью бинт, потому что он присох к ранке и оторвать резко — сделать больно. Малышка
— Вообще — то ты зря на них ругаешься. Они перекололи все дрова, сложили их. Вымыли парник, и Богдан даже ветки сухие на яблонях срезал. А сейчас они шашлык делают.
— Ладно, разберемся с этими помощниками. Напугала меня, знаешь, как?
— Как? — Шепчет.
— Вот так. — Беру её ладошку и кладу туда, где для неё гулко стучит сердце. — Чуть не остановилось. Не делай так больше. Пожалуйста.
— Не буду.
Мы одни в комнате, но общаемся тихим шёпотом. Словно боимся, что кто — то услышит и спугнет.
Снимаю размокший бинт и присвистываю. Неплохая «царапина». Повезло ещё, что неглубоко.
— Костян, у меня в сумке «бээф шесть» лежит. Притаракань сюда.
— А что это за такое? Ну, что ты попросил?
— Медицинский клей. Хорошо кровь останавливает и помогает ранам зажить быстро. Сейчас тебе им обработаю.
Друг приносит тюбик и останавливается за спиной.
— Не хило ты.
— Ага. Царапинка, говорит, небольшая.
— Да, малая, ты с новой стороны открылась. Слушай, парни там уже всё приготовили. Как закончите, выходите. Они скоро ехать собираются. Данчик переживает, что пьяные бабы ему лужайку потопчут.
— Ну если только за это переживает, то, конечно. Надо траву спасать.
— Давай. Лечи и приходите.
Поливаю обильно антисептиком рану, снимая остатками бинта розовую пену. Малышка отворачивается и тихонько ойкает. Наклоняюсь и дую на ногу, чтобы отвлечь свою Кнопку от неприятных ощущений. Она судорожно вздыхает, а начинаю поглаживать, пока обрабатываю еще и еще раз.
— Тём, а с ним мыться можно будет?
— Кажется, нет. Сутки трогать нельзя.
— Я обратно завяжу тогда. Покажешь, как пользоваться? Я на ночь сама сделаю.
Разумное зерно в её словах есть: лучше действительно воспользоваться после гигиенических процедур. Есть только одно но…
— Малышка, на ночь я сам обработаю. Потому что до понедельника мы здесь будем вместе.
28.
Лия.
Лихорадочно дёргаюсь, когда слышу охрипший Тёмин голос. Ночевать? Здесь? Но тут всего две комнаты и… Хотя мы вполне же можем лечь с Олей, а Артём разместиться во второй спальне.
Щеки обдает жаром. Он ничего плохого не сказал, а я уже себе надумала…
Уверена, что Миронов улавливает и понимает мою заминку, но ничего не говорит. Внимательно смотрит и кивает своим мыслям.
— Давай, малышка, парни заждались уже. Идешь?
Протягивает раскрытую ладонь таким привычным и родным жестом, что
Встаю, держась за руку, и переношу руки на мужские плечи. Он такой высокий и такой широкий, что меня не видно, если я стою перед ним или за его спиной. Это, конечно, притянутое за уши объяснение, но у меня ощущение, будто он спрятал меня от всего внешнего мира. Закрыл собой, окутал своим запахом, подарил чувство безопасности.
— Тём, — шепчу, подняв к нему лицо.
— Да, маленькая?
— Тём, я так тебя люблю.
Тянусь на носочках выше, чтобы прижаться ближе. Чтобы притянуть его голову к себе. Одно движение сильных рук на талии — я уже стою на диване, а мои губы в плену его губ. Поцелуй сладкий — сладкий и тянущийся бесконечно. Можно ли передавать свои чувства через касания? Уверена — да. Именно это сейчас делает Артём. Его поступки, его разговоры, его движения — всё подтверждает слова, что у нас серьезно. Я верю ему, как самой себе.
Он не говорит сейчас ответное признание. Но оно и не нужно. Я прочла в его глазах.
— Пойдем ко всем, а то рискуем остаться надолго.
Тёма говорит тихо, касаясь кожи губ. Их покалывает после нашего поцелуя. Но мне, кажется, его мало. Хочу ещё. И это безумно пугает меня, ведь приличной девочке не пристало думать об этом.
Накидываю куртку и иду за своим парнем.
— Подожди, Тёмик, у меня же к мясу тут… — не договорив меняю маршрут и двигаюсь к кухне. После того, как меня «раненую» сослали в дом, я успела отварить картофель, нарезать сала и даже испечь лепешки из муки и воды. Так делала моя бабушка, и я обожала их по утрам.
— Скажи мне, ты вообще отдыхать умеешь? — Артём ловко составляет блюдо на кастрюлю, вручая мне тарелку с лепешками.
— Умею, умею. Считай, это мой отдых. Бабушка так с детства приучила и я…
Замолкаю, видя в любимых глазах отрешенность и… вину? Я что — то не так сказала?
— Малышка, я всё знаю и… прости, что задавал те вопросы. Я…
— Тшшш, Тём… — Сразу понимаю, про что он говорит. — Я не хочу об этом говорить, ладно? Есть темы, которые лучше не поднимать.
— Принял.
Он по — прежнему виновато опускает глаза, а я чувствую какое — то освобождение внутреннее. Ну что не сама рассказала. Эти разговоры действительно даются с большой затратой внутренних ресурсов. А я хочу быть просто счастливой. Я прожила уже это горе в прошлом, закрыла свои эмоции в самом дальнем углу сердца. Время не стерло воспоминания, а сделало их ярче и ценнее. Потому что человеческая память выборочно оставляет самые счастливые моменты. А сейчас я хочу вместе прожить наше настоящее, чтобы также вместе шагнуть в будущее. Наше общее будущее. Потому что сама я в здравом уме ни за что не откажусь.