Забава для мажора
Шрифт:
— Глупышка ты моя. Моя же? — Дожидаюсь согласного кивка. — Вооооот. Значит, ушки мои, губки мои, и пальчики на ногах тоже мои.
— Ты же не Карлсон, который живет на крыше.
Я уже говорил, что мы совпадаем на сто процентов? Так вот, это неправда. На тысячу совпадаем! Она только сказала, а я сразу вспомнил персонажа любимой в детстве книжки.
— Я лучше, Кнопка. Намноооогоооо лучше.
Решаю спровоцировать и, быстро стянув носок, целую пальчик, немного прихватывая зубами. Лийка моментально краснеет и отдергивает
— Тише — тише, я пошутил. Ты плакать собралась что ли? Лиииий?
Поворачиваю расстроенную девочку к себе. Смотрю виновато: переборщил. Блин. Не хотел пугать, хотел развеселить.
— Ты чего? Малышка?
— Не надо так больше делать. Пожалуйста.
С пунцовыми щеками натягивает обратно разноцветный носочек и засовывает ноги в кроссы.
— Почему?
— Не надо.
— Объясни, почему?
Я не понимаю. Реально. Лютова постоянно закидывала свои конечности и просила помассировать. Иногда я даже шел на уступки, если компромисс меня устраивал. Что здесь не так?
— Я сделал больно? — Продолжаю допытываться. Чего — то она испугалась же.
— Во — первых, это ноги.
— Я вижу. Тебе приятно, когда я целую твою руку?
— Да, — почти шепчет. А меня уже несет. Спроси, зачем прицепился, не отвечу.
— Отлично. Вернемся к первому вопросу: со ступнями — то что не так? Ты же не в болоте весь день в кирзачах провела, чтобы стесняться там запаха, например. От тебя пахнет духами и гелем для душа. Я правильно понимаю, в этом был весь ужас?
— Нет. У меня там… у меня шрам некрасивый.
— Где? — Я не заметил. Или царапина или я слепой.
— На ноге.
— Где?
— На другой.
Охренеть, товарищи, логика.
— Показывай.
Чёрт, мы сидим на какой — то поляне в лесу. Не сказать, что холод, но я заставляю раздеться свою девочку. Ну да, не совсем раздеться. Разуться. Но блин, не уйду, пока не увижу. Не хватало, чтобы она от меня убегала или дергалась от моих касаний.
Тёма, голову тебе лечить надо…
Пока она кусает кончик карандаша, успеваю скинуть несчастную обувь одновременно с носком.
— Ни ху… чего себе, — присвистываю.
Нет, шрам как шрам. Чего в нем страшного и чего стесняться? Но откуда?!
Шарахается в сторону, но я наготове. Перетягиваю на колени к себе и беру ступню в руку. Поглаживаю большим пальцем, проводя по длинному рубцу.
— Расскажешь? — Вижу, что обиделась. Понимаю, почему. Самое время прояснить ещё один вопрос. И я даже рад, что так спонтанно получилось. — Малышка, давай договоримся: я люблю и принимаю тебя всю. Такой, какая ты есть. Со всеми царапинами и шрамом. Если есть еще где — то, то он не портит тебя для меня. Я не знаю, как тебе объяснить. — Пытаюсь найти нужные слова, потому что Лия подняла голову и внимательно слушает. — Для меня важно, что ты со мной. И чтобы ты не стеснялась меня.
— Я была маленькая. Это было на раскопках, когда я ездила с папой.
— Где?
Что ни день, то открытие.
— Угу. Я упала в какую — то яму, задела арматуру. Ну вот на память осталось. Больше меня не брали в поездки, оставляли с бабушкой.
— Моя ты девочка — видение. Давай надену. — Возвращаю ножке одежку. — Так, а боялась показать — то почему?
— Ну он страшный. Я, наверное, год боялась посмотреть. Сначала болело, потом просто страшно было. А теперь мне кажется, он противный.
— Тяжелый случай. Это просто отметка. Не больше. Ты самая красивая девочка в мире. Самая! Посмотри в мои глаза. В них только ты.
Глаза в глаза.
Закушенная губа.
Негромкий всхлип и…
… и разумные мысли улетели в далекие дали…
Наклоняюсь и целую свою Кнопку. Горячо, глубоко. Прикусываю нижнюю губку, прохожусь по ней языком. Роняю нас на разноцветный ковер, по которому рассыпаются карандаши. Где — то сбоку остается альбом, и легкий ветер перебирает странички. А мы пропадаем в своем мире. Отрываемся, когда перестает хватать кислорода. Секундная передышка и приникаем обратно.
Рассыпавшиеся по листьям кудри. Румяные щеки и алые губы.
Моя самая прекрасная. Любимая девочка.
— Теперь веришь мне?
— Верю, — звучит тихим эхом.
Верит…
31.
Лия.
Утро вторника хмурится серым дождем и сильным ветром. Внутренне состояние души совпадает с тем, что сейчас творится за окном.
Расставание с Тёмой накануне вечером далось с трудом нам обоим. Дедушка начал посмеиваться, назвав нас неразлучниками, и шутливо предлагал остаться ночевать. Думаю, если бы у нас было дополнительное спальное место, блондинчик бы обязательно согласился.
Мы выпили литры чая, болтая обо всём на свете. Дедуля пытался оставить нас одних, но Артём все его попытки быстро пресек, задав всего один вопрос о раскопках. Дедушка натура увлекающаяся, может про свою профессию говорить сутками. Но самое удивительное, Тёмке нравится его слушать. Кажется, они нашли друг друга.
Так уютно. Слушать родной голос, прижиматься к уже родному боку. Суетиться, когда два дорогих мне человека хотят перекусить или просят подлить напиток. Ощущение, что так было всегда.
У деда глаза горят от удовольствия, у Тёмы — интересом. Не замечала раньше у него тяги к археологии. Хотя, надо признать, вопросы он задает всегда в тему и в терминологии не плавает. Не то, что я.
И откуда он только знает обо всём?
С ума сойти. Недавно я считала его наглым и избалованным мажором. А сейчас знаю, какой он на самом деле. Ни капли не наглый. А очень нежный и ранимый. И ревнивый. И…
Так. В школу надо собираться, а я подбородок на руки положила и в окно смотрю. Так и опоздать можно. А мне сегодня снова за двоих учиться. Миронов на тренировке и обещал заехать после уроков.