Забавы Амура
Шрифт:
— Да уж известное дело — что… — ответил кузнец. — Пойду-ка и я, а то не ровен час…
И Федор, не торопясь, вышел вслед за хозяйкой.
11
— Не спрашивайте ни о чем, тетушка! — воскликнула Любава. — Дайте отдышаться.
— Дитя мое, милая моя! Не пугай меня! — Графиня со скрещенными руками остановилась перед ней, всей фигурой, всем видом своим выражая безмолвный вопрос.
— Платье вы можете мне достать?
— Какое еще платье? Для чего вдруг? Ну конечно… — зачастила Агния Петровна. — Ты только объясни толком…
— Тетушка, толком, боюсь, не смогу… — Любава посмотрела на графиню.
— Говори! — приказала та.
— Мне надобно… — девушка помолчала. — Мне надобно к его светлости… К герцогу Бирону… Вы поможете мне? — Она с мольбой посмотрела на тетку.
— Так. — Графиня присела подле Любавы. — Что за новость? Зачем тебе понадобился его светлость? — Агния Петровна тонко усмехнулась. — Впрочем… Объяснись сама!
— Я хочу молить его… Просить о снисхождении в одном деле…
— Что за дело? — жадно полюбопытствовала графиня.
— Нет, не спрашивайте, я не скажу вам, — ответила девушка. — Не потому, что не доверяю, — она взяла тетку за руку, — просто я боюсь, что ежели вы о нем узнаете, то как бы вам худо от того не было…
— О чем же речь? Не о заговоре ли каком? И не о заговорщиках ли? — пробормотала Агния Петровна. — Впрочем, не хочешь — не говори. — Она похлопала племянницу по руке.
— Вы поможете мне, тетушка?
— Конечно, дитя мое, и с радостью. Более того, я думаю, что его светлость окажет тебе свою благосклонность, так же, как оказывает ее мне, — ответила графиня. — Ему это будет даже весьма приятно сделать.
«Вот и хорошо, — думала тем временем Агния Петровна, — пусть просит о чем ей вздумается. Герцог человек не глупый, он все повернет так, как ему понадобится. К тому же если ей что-то надо, то она скорее ответит на желания герцога и не будет долго ломаться».
— Так тебе нужно платье? — задумчиво переспросила графиня. — Впрочем, и не только платье! — прибавила она громко. — Нужен и парик, и прочее. Ах, душечка, до чего же коротко ты остриглась, когда же волосы отрастут? Никакому куаферу не соорудить из твоих волос пышной прически!
— Так удобнее, тетушка, — рассмеялась Любава.
«Странно, что я могу еще и смеяться», — подумала девушка.
Но нет, это не было странно. Предчувствие решительных действий, возможность спасти любимого человека — вот что бодрило ее и настраивало на боевой лад. Любава вовсе не была уверена в ответных чувствах. Но он догадался о том, что она — девушка! И не выдал ее никому… И только в решительной ситуации дал понять о своей догадке, но и то не всем, а лишь ее верному человеку! Что бы то ни было, она спасет его!
— Иван, — тихо шепнула она.
— Что? — переспросила тетка. — Я не расслышала, милочка.
— Нет, ничего, — Улыбнулась девушка.
— Так, ну что же ты сидишь? Скорее!
Тут же водоворот закружил Любаву. Ее вели переодевать, причесывать, белить и румянить. В какой-нибудь час она была готова. Но девушка вовсе не подозревала, что графиня уже отправила герцогу записку и всесильный временщик знает о том, кто вскоре будет у него. Только Любава ехала навстречу неизвестности, другие уже знали, что случится и как себя они поведут и что при этом скажут…
Иван огляделся по сторонам. Страшно? Да уж, страшно… Привели его в каменный мешок, двери заперли, на окне малом — решетка. Солдат при двери сидит.
— Эй, малый, — окликнул его Иван.
Солдат молча посмотрел на узника и опустил голову, усмехнувшись.
— Как хоть звать-то тебя? — вновь произнес Боратынский.
Солдат ни слова не ответил.
— Стало быть, молчать ты ко мне приставлен, — пробормотал Иван. — Что же, потерпим… Терпеть-то недолго…
В тот же день, только уже ночью, Ивана вывели из его камеры и повели куда-то переходами. Каменные отсыревшие стены, кое-где горят факелы, кроме солдат вокруг ни души. Вдруг наперерез им вышел сгорбленный человечишко в простых портах и грязной рубахе, с лицом сморщенным, как у древнего старца, и злыми глазами.
— Новый постоялец? — просипел он.
Иван похолодел. Как ни храбр человек, а бывают такие обстоятельства, что от страху себя не вспомнишь. Однако Боратынский сдержался и продолжил идти за солдатом как ни в чем не бывало. Наконец, вот и пункт назначения…
Боратынского ввели в пыточную. Никогда Иван не думал, что приведется ему бывать в сих хоромах. Насупротив двери — дыба, за дыбою палач с помощниками. Кандалы, веревки, прочие приспособления, которых назначения и не угадаешь, украшали сие место.
— Вот и вы, — раздался голос за спиной Боратынского.
Вздрогнув, молодой человек обернулся. В нише около двери стоял длинный деревянный стол. За столом на простой скамье сидел некто в парике.
— Что же, нравится ли вам тут? — переспросил этот некто.
— Нет, не нравится, — ответил Боратынский.
— Страшно?
— А кому здесь не страшно? Вам? — в свою очередь переспросил Иван.
Человек в парике тихо засмеялся:
— Смел… Да полно, не глуп ли?
Боратынский молча посмотрел на человека.
— Будешь ли говорить? Будешь ли виниться?
— Мне виниться не в чем, — твердо произнес Боратынский.
— Ах ты: «не в чем»… — передразнил его человек. — Повинись, молчун… Не то отдадим тебя кату [7] в руки и захочешь что сказать, да поздно будет.
7
Палачу.