Забавы придворных
Шрифт:
Отец его, Людовик Толстый, подчинив Францию мечом и начав владеть ею свободно и неколебимо, сделал королем своего первородного сына Филиппа [804] . После помазания и клятвы верности, принесенной всей Францией, тот отступил от отцовских нравов и уклонился от отеческих установлений, сделавшись всем тягостен высоким надменьем и самовластной заносчивостью. Случилось по воле Господней, что однажды, когда он в сопровождении многих всадников пустил коня вскачь в той части Парижа, что зовется Греве, черная свинья, выскочив из навозной кучи на берегу Сены, кинулась под ноги скачущему коню. Споткнулся и рухнул конь, и всадник, сломав себе шею, скончался, а свинья внезапно погрузилась в Сену: никто из людей не видел ее до этого, и после она никому не показывалась. Тогда отец его Людовик Толстый — а скорее Господь, исторгнувший Францию из львиного зева [805] , — поставил на его место Людовика, кроткого и благочестного, как Давида на место Саула.
804
…сделал королем своего первородного сына Филиппа. — Филипп Молодой, сын Людовика VI, был помазан и коронован в апреле 1129 г. по распоряжению отца, но умер в октябре 1131 г. Сугерий в «Жизни Людовика Толстого» тоже связывает это происшествие с «дьявольской свиньей», однако отзывается о Филиппе благосклонно. Подробнее см. Pastoureau 2015.
805
…из львиного зева… — Пс. 21: 22.
Этот король Толстый, будучи побежден, как выше сказано [806] , Генрихом и придя в Понтуаз, явился всем сотрапезникам за столом весьма радостный, не с печатью или печалью побежденного, но с ликованием победителя. Когда сотрапезники дивились и спрашивали о причинах столь великой радости при таком поводе для скорби, он отвечал: «Во всех областях Франции со мной часто приключались вещи вроде нынешних, и от частоты злоключений я очерствел и мало их боюсь; но вот Генрих, король англов, что ныне нас одолел, живущий в непрестанных успехах и никогда не претерпевавший никакого несчастья: приключись с ним то же, что с нами, он опечалился бы нестерпимо и безмерно и от чрезмерной печали мог бы обезуметь или умереть — добрый король, всему христианству
806
…будучи побежден, как выше сказано… — В самом начале этой главы (V. 5).
Тот же король, в ту пору, как его князья еще боролись с ним, а Тибо, граф Шампанский [807] , был князем князей, ему враждебным, побеждал графа во многих сшибках и день изо дня делался ему ненавистнее. Графу же благоволил римский император и склонял его к войне, а с ним и князья его державы. Когда стало очевидно, что Людовик сильнее в войне, пришли к нему послы от императора римлян, говоря: «Передает тебе император римлян и предписывает: буде хочешь ты наслаждаться покоем твоего королевства и собственным благоденствием, должно тебе в течение этого месяца заключить мир и союз с графом Тибо по его желанию и к его чести; буде же нет, он, император, еще до истечения месяца обложит Париж осадою, и тебя в нем, коли выкажешь ты такую опрометчивую дерзость, что станешь его дожидаться». Отвечал им король: «Tpwrut Aleman!» [808] Этот ответ кажется всем немцам весьма оскорбительным, и из-за такой насмешки часто бывает много ссор меж ними и чужеземцами. По-моему, это был ответ бесстрашного сердца и уравновешенного духа.
807
Тибо, граф Шампанский, — Тибо IV, граф Блуа и Шампани (ум. 1152), старший брат короля Стефана. Этот инцидент, возможно, относится к 1124 г.: Тибо воевал с Людовиком, в союзе с Генрихом I Английским и императором Генрихом V планируя вторжение во Францию. Людовик сумел объединить вокруг себя всех своих вассалов, и император отказался от вторжения.
808
Отвечал им король: «Tpwrut Aleman!». — Об этом не очень понятном выражении см.: Hinton 1923, 463—465. Аналогичный ответ в аналогичных обстоятельствах приписывается императору, обращающемуся к Ричарду Львиное Сердце: «Ptrut sire» (Itinerarium regis Richardi 1864, 189; разночтения: Ptruht, Tprut). Подобное выражение встречается многократно; у Гервасия Тильберийского (Императорские досуги. III. 88) цитируется английская фраза: «Phrut, Haveringermere, and alle those over the fere» и дается латинский перевод: «Phrut tibi, mare, et omnibus qui te transfretant» («Phrut тебе, море, и всем, кто тебя переплывает»). Т. Райт, комментируя фразы вроде «Tprot, Scot, for thi strif!», говорит, что это, «кажется, презрительное восклицание».
Еще когда между ним и Тибо была вражда смертельная, то есть опасная до смерти, но и бессмертная, поскольку непрекращающаяся, мудрецы не могли найти никакого пути к миру. Но Господь, бичующий своих сынов, которых приемлет [809] , когда и сколько хочет, остроумно обуздал их ярость таким образом. Король прятался в лесу под Шартром с большим вооруженным отрядом ратников, намереваясь послать подстрекателей, чтобы его враги шартрцы ринулись на него неподготовленными. И вот граф Тибо, свершая свой путь в неведении о том, что тут затевается, проходит близ короля без всякой тревоги. Видя, что тот идет ему в руки, и низко ценя такой успех, поскольку это вышло по случайности, без его усилий и забот, король удержался и через гонцов выговорил графу, посоветовав никогда не шествовать с беспечностью, покамест у него есть недруги, и позволил ему свободно уйти. Кого не тронул бы победитель, побежденный милосердием, и враг, оказывающийся отцом по благодушию?
809
…бичующий Своих сынов, которых приемлет… — Евр. 12: 6.
Случилось также, что король подошел к Блуа с большим войском, и когда он готовил машины для стен, конницу для набегов, поджигателей для деревень, то услышал, что граф в городе с немногими людьми и что накануне ему пускали кровь. Поднимаются всюду пересуды, что-де застигнутого врага надобно оцепить крепкой осадой. Но король мыслит иначе: он отводит конников, отзывает поджигателей, разбирает машины и спешит отойти. Тут, конечно, те, кто считает себя мудрее, негодуют, начинают свару, обвиняют короля, что он несет всем злосчастье сверх меры, добровольно пренебрегает удобным случаем, презирает удачу, которая ему представляется, что он небрежный отмститель обид, любитель и пестун вражды, жестоко отметающий готовую победу. Он им кротко отвечает: «Если я в чем и заблуждался, то не по этим причинам. Ба! вы не знаете, что Катон, мудрейший из мужей после Соломона, говорит:
Хочешь победы — умей иногда уступить пред собратом? [810]Неужели вы хотите действовать вопреки его совету? Есть, однако, и другая причина удержаться в сем случае. Я поберегся, как бы выдающийся муж из-за моих действий не услышал чего-нибудь дурного в пору своего кровопускания, что могло бы стать причиной его смерти». Смеялись и высмеивали его за это свои, хотя и втихомолку; но Господь, взирающий в сердце и даровавший ему эту мудрость, воздал королю еще и тем, что он обратил все мечи Франции в орала [811] , а потом по милости Его подчинил их своему мечу. Ведь Тибо, услышав о сей милосердной речи и любезном поступке, удивляясь и уважая дружественного врага, послал ему с верными гонцами такое письмо: «Господину Людовику, королю франков, спасителю его здоровья, Тибо, граф Шампани, желает в Господе здравствовать. На Вознесение блаженной Девы Марии я по милости Христовой явлюсь к вам, дабы впредь подчиняться вашему приказу во всем. Быв виновником вражды, я намерен дать удовлетворение приверженцу мира, вручить себя как побежденного победителю, чтобы настал между нами вечный мир, к вашей чести и моему бесчестью. Да здравствует в Господе вечно король-миротворец». Услышав это, Людовик вознес благодарность Всевышнему, а в назначенный день поднял Тибо от своих ног и принял в свои объятья, и с тех пор искренне любил его и был им любим, к непреложному миру своего времени и своей державы. Так, по слову Господнему, угли горящие взложил он на вражью голову, обратил нечестивого, и того не стало [812] .
810
Хочешь победы — умей иногда уступить пред собратом? — Disticha Catonis. I. 34.
811
…обратил все мечи Франции в орала… — Ис. 2: 4.
812
Так, по слову Господнему, угли горящие взложил он на вражью голову, обратил нечестивого, и того не стало. — Рим. 12: 20; Притч. 25: 21—22; 12: 7.
Но почему бы мне звать его нечестивым, если он таким не был — тот, кому Бог впоследствии дал знак Своей явной любви? В самом деле (если позволить себе отступление), Тибо рассказал об этом Людовику, сыну Толстого, не для похвальбы, но чтобы пролить свет на добрые дела, прося, чтобы это свидетельство хранили в тайне до дня его смерти. Он помогал прокаженным с большей охотой и отрадой, чем другим нищим, хотя всем был другом: но им особенно, потому что чем безнадежнее они презираемы и чем несноснее докучливы, тем любезнее, он надеялся, будет служение, принесенное им Богу, и тем любовнее будет оно принято. Ноги им он омывал и вытирал и, помня о великой Магдалине, совершенное ею для тела Господня благочестиво исполнял для Его членов. Но там был аромат жизни, сладость, привлекающая сердце, и плоть чистейшая, здесь же — смертный смрад, и горечь разъедающая, и язвенные истечения. Он строил для них особые дома в своих селеньях, или один для нескольких, или каждому отдельно, и всех их снабжал едой. За одним, однако, ухаживал он особенно [813] : тот жил одиноко в хижине; в пору благоденствия он, как того требовали его доблесть и родовитость, облекался пышностью пурпура и виссона; постигнутый проказой, он казался еще достойнее и того и другого. Такова стезя благородства: с богатством растет смирение, в бедствии крепнет терпение. Мужа этого граф постоянно и прилежно навещал, когда проходил той стороной, и пользовался его полезным советом. Случилось, что однажды, когда граф навещал его по своему обыкновению, он застал его при смерти и велел управляющему поместьем о нем позаботиться. Через несколько дней, вспомнив о том, граф вернулся к хижине; он нашел дверь запертой и тщетно стучался, но оставался там, пока не увидел, что поблизости никого нет. Тогда он спешился и, снова постучавшись, смиренно молвил: «Дру г ваш Тибо просит, если можно, отворить ему дверь». Тот встает и показывается с добрыми словами и веселым лицом, принимает его ласково, и хотя обычно донимал его смрадом язв, теперь освежает сладчайшим ароматом благовоний. Удивляется граф, но удерживается говорить об этом. Спрашивает, поправился ли он. Тот отвечает: «Совершенно», и прилежно просит вознаградить управляющего, ибо он усердно за ним ходил. Тибо, обрадовавшись этому, выходит, провожаемый сердечными его благословениями. Встретив управляющего, он хвалит его попечение о больном и клянется, что оно достойно щедрого воздаяния. Управляющий ему: «Господин, по вашему приказу я ходил за ним усердно, покамест он был жив, а когда умер, я устроил ему приличные похороны, и, если угодно, мы поглядим на его могилу». Граф был поражен, но смолчал о виденном. Посетив могилу, он вернулся к хижине и, ничего не найдя, кроме пустого дома, возрадовался, что видел Христа. Это рассказал нашему королю после смерти Тибо король Людовик, сын Людовика Толстого.
813
За одним, однако, ухаживал он особенно… — Историю о беседе графа Тибо с призраком прокаженного пересказывает Giraldus Cambrensis. De principis instructione. I. 20 (Giraldus VIII, 135—136). Другие проявления благотворительности Тибо см.: Hinton 1923, 465.
VI. О СМЕРТИ ВИЛЬГЕЛЬМА РЫЖЕГО, КОРОЛЯ АНГЛОВ [814]
Вильгельм Второй, король Англии, худший из королей, изгнавший Ансельма с Кентского престола [815] , по праведному Божьему суду был поражен летящей стрелой, ибо предан демону полуденному [816] , по чьим приказаниям он жил, и тем избавил вселенную от дурного бремени. Надобно заметить, что случилось это в дубраве Нового Леса [817] , которую он отнял у Бога и людей, чтобы посвятить зверям и псовым потехам; он искоренил там тридцать шесть матерей-церквей и обрек их народ на изгнание. Советчик же его в этом неразумии, Вальтер Тирел, рыцарь из Экена близ Понтуаза во Франции, не по своей воле, но по Божьей убил его ударом стрелы, которая, миновав зверя, угодила в чудовище, Богу ненавистное.
814
О смерти Вильгельма Рыжего, короля англов. — Обстоятельства смерти Вильгельма загадочны (версии см.: Hollister 1973). Мап с некоторыми вариациями рассказывает расхожую историю: что Вильгельм видел сон в ночь перед смертью (или кто-то видел сон о нем); что Вальтер Тирел стрелял в оленя, когда они с королем охотились в Новом Лесу, и стрела попала в короля; что королевская свита бежала и труп привезли на телеге в Винчестер и погребли в соборе; что младший брат Вильгельма, Генрих, поскакал в Винчестер, чтобы захватить королевскую сокровищницу, а затем в Лондон, где английские магнаты признали его королем, а Маврикий, епископ Лондонский, короновал; что Ансельм Кентерберийский, будучи в изгнании в Лионе, чудесным образом получил известие о смерти короля в день, когда она случилась. К этой легенде Мап прибавляет кое-что от себя. Он делает Вильгельма ответственным за Новый Лес и уничтожение 36 церквей (исторически это относится к его отцу, см. ниже, примеч. 817); он разрабатывает историю о сне Вильгельма и вводит в нее епископа Гандальфа Рочестерского (ср. сходную версию у Гиральда Камбрийского: Giraldus VIII, 322—326); к чудесам он добавляет историю о Петре де Мельвис, ближе неизвестном; он приписывает коронацию Генриха сделке с Герардом, епископом Херефордским (Герард, возможно, был там и действительно занял Йоркскую кафедру после Томаса, умершего в ноябре 1100 г.; но нет никаких подтверждений остальной части истории и имени «Алуред» — для Томаса, возможно, смешанного с его предшественником Элдредом). Далее см.: Walter Map 1983, 464f.
815
…изгнавший Ансельма с Кентского престола… — О конфликте Ансельма Кентерберийского с Вильгельмом Рыжим и отъезде Ансельма в 1097 г. из Англии, куда он вернулся лишь после смерти короля, см., например: Купреева 1995, 285—297.
816
…поражен летящей стрелой, ибо предан демону полуденному… — Парафраз Пс. 90: 5—6. Ср. примеч. 688.
817
…в дубраве Нового Леса (in silua Noue Foreste). — Нью-Форест, ныне национальный парк. Впервые упомянут как Nova Foresta в «Книге Страшного суда» (1086). В 1079 г. Вильгельм Завоеватель объявил его заповедным королевским лесом. «…Вильгельм любил диких зверей, словно был их отцом. Поэтому в охотничьем лесу, называемом „Нью-Форест”, он уничтожил все церкви и деревни, выселил всех жителей и поселил там зверей» (Генрих Хантингдонский 2015, 298 и след.).
Утром того дня, когда он был застрелен, он поведал свой сон Гандальфу, епископу Рочестерскому [818] , в таких словах: «В прекраснейшем лесу после долгой погони за зверьми я вошел в великолепную капеллу. Там я увидел голого человека, лежащего на алтаре, чье лицо и плоть были столь приятны взору, что его навеки достало бы всему миру вместо еды и питья. И вот я съел средний палец с его правой руки, а он снес это с совершенным терпением и безмятежным лицом; я тотчас вернулся к зверям, а вскоре проголодался и, придя сызнова, ухватил ту руку, с которой отнял палец. Но он, прежде превосходивший красотою ангелов, отдернул эту руку так внезапно и взглянул на меня свысока так гневно, и ангельский его лик обратился в такой непереносимый ужас, в такую несказанную ярость, что от сего насупленного лица не только один человек, но весь мир мог бы обратиться в прах, и молвил мне: „Впредь уж ты меня есть не будешь”». Гандальф, заплакав, сказал: «Лес этот — английское королевство; звери — те невинные, коих Господь поручил тебе блюсти. Бог и поставил тебя служителем, чтобы благодаря тебе был мир и покой на похвалу Ему и на почесть, но ты по дурному своему желанию, хотя не господин им, а раб, как поднесенные тебе плоды, раздираешь их, пожираешь и истребляешь. Капелла — не что иное, как церковь, в которую ты свирепо вламываешься, растаскивая ее имения в отплату — а скорее, в растрату, — ратникам. Оный муж, прекраснейший пред сынами человеческими, Сыном Всевышнего нарицается [819] : Его перст ты съел, когда блаженного мужа Ансельма, великий член тела Господня, пожрал так, что он уже не обретается на своем служении. Что ты вышел, чтобы вернуться снова голодным, означает, что ты намерен хуже прежнего терзать Господа в членах Его [820] . Что Он резко отдернул руку Свою от тебя, переменившись в лице, как бы от света во тьму: свет означает, что Он сладок и кроток и многомилостив всем призывающим Его [821] , ты же Его не призывал, но, сколько было в твоей власти, душил. А что в оном лике изменился цвет наилучший [822] , так ты это заслужил; разгневанный и ужасный, Он ныне все вменяет тебе в вину, ибо ты надменно отвергал Его, пока Он был милосерд. Что Он говорит: „Есть не будешь”, означает, что ты уже осужден и власть творить зло у тебя полностью отнята. Раскайся, хоть и поздно, ибо смерть твоя при дверях». Не поверил ему король, и в тот же день в лесу, отнятом им у Бога, был убит помянутым Вальтером Тирелом и ободран своими до наготы. Положил его на грубую и убогую подводу, не ведая, кто он таков, и движимый состраданием, один селянин, думая отвезти его в Винчестер. Добравшись туда и не найдя того, кого вез, он обнаружил тело, изгаженное илом, в пруду, через который перебирался, и в таком виде доставил его на погребение. В тот же день Петру де Мельвис, человеку из эксетерских краев, явилось некое существо, убогое и гнусное, держащее окровавленную стрелу, и, скача туда-сюда, промолвило: «Это жало пронзило нынче короля вашего».
818
Гандальф, епископ Рочестерский — нормандский монах, прибывший в Англию вскоре после завоевания (1070); рукоположен в епископы в марте 1077 г.; друг и соратник Ланфранка, деятельный строитель (Белая башня Тауэра, Рочестерский собор и пр.); умер 7 марта 1108 г.
819
Оный муж, прекраснейший пред сынами человеческими, Сыном Всевышнего нарицается… — Пс. 44: 3; Лк. 1: 32.
820
Что ты вышел, чтобы вернуться снова голодным, означает, что ты намерен хуже прежнего терзать Господа в членах Его. — Вальтер Мап — не единственный автор, у которого рассказ о Вильгельме Рыжем включает каннибалистические мотивы. Самый ранний случай — «Деяния английских королей» Вильяма Мальмсберийского: здесь некий монах пересказывает Роберту Фиц-Хэмону свой сон, в котором король вошел в церковь, схватил распятие и начал его грызть, пока наконец Распятый не дал королю такой пинок, что тот отлетел через всю залу. Пока Вильгельм лежал на полу, струйка дыма вышла из его уст и поднялась к небу. Выслушав это, Роберт Фиц-Хэмон пытался предостеречь короля, но тот с его обычным равнодушием к христианской набожности отвечал: «Он монах и видит монашеские сны ради денег. Дайте ему сто шиллингов». Все же этот сон заставил Вильгельма колебаться и отложить роковую охоту до полудня.
Бенуа де Сен-Мор в «Хронике герцогов Нормандских», написанной по желанию Генриха II, рассказывает о сне, приснившемся Вильгельму накануне его смерти. Охотясь в Новом Лесу, Вильгельм внезапно чувствует голод; в поисках еды он входит в часовню и видит на алтаре только что убитого оленя. Король начинает его пожирать, не останавливаясь даже после того, как понимает, что мясо не оленье, но скорее человеческое.
Наконец, Гиральд Камбрийский в трактате «Наставленье государю» рассказывает, как Вильгельм во сне трижды видит церковь в Новом Лесу. В первый раз она прекрасна и убрана со всяческой роскошью. Во второй раз она обнажена от всех украшений. В третий раз Вильгельм увидел лежащего на алтаре нагого человека и тотчас захотел его съесть. Едва Вильгельм собрался надрезать человека своим мечом, тот сел и сказал: «Тебе будет мало, что ты доселе отягощал меня столь великой враждою, если плоть мою не съешь и кости не изгрызешь?» Тут Вильгельм проснулся. Не в силах вновь уснуть, он на заре пересказал этот сон некоему епископу. Тот истолковывает сон: прекрасно убранная церковь — то, какою она была до Вильгельма; ободранная и обнаженная — церковь в его царствование; человек, увиденный Вильгельмом на алтаре, — тело Иисусово, которое Вильгельм вознамерился вместе с церковью истребить и славу его угасить; прозвучавшие слова — предостережение королю: если он не образумится, ждать ему смертоносного Божьего гнева.
Эти истории напоминают легенды о евхаристическом чуде, когда Тело Христово во время мессы является человеку, усомнившемуся в реальности пресуществления. То же происходит и здесь, но с коренным отличием: вместо воссоединения маловера с телом Церкви король Вильгельм изринут из христианского общения.
Метафора Церкви как тела восходит к посланиям апостола Павла (1 Кор. 12; Еф. 4: 15—16); в XII в. метафора общества — и церковного, и светского — как тела становится одной из главных моделей осмысления социального порядка (например, в «Поликратике» Иоанна Солсберийского). Каннибализм Вильгельма, таким образом, не просто нападение на тело Церкви: эта метафора означает, что дурной король пожирает политическое тело (мифологической моделью тирана-каннибала служит Атрей, устроивший нечестивое пиршество своему брату Фиесту). Дополнительный мотив здесь дают содомские пристрастия Вильгельма, сближаемые с каннибализмом как противоестественное вожделение человеческого тела. Символично и то, что Вильгельм встретил свою смерть на охоте. Клирики порицают королевскую охоту на протяжении всего Высокого Средневековья, она воплощает и королевский престиж, и королевские излишества; связь меж тиранией и охотой имеет библейским источником фигуру Немврода. У Вальтера Мапа соединение тиранического поведения с кровавыми забавами вызывает в памяти каннибализм, когда он говорит о лесниках Генриха II: «…они пожирают пред Левиафаном плоть людскую и кровь пьют» (I. 9). Смерть Вильгельма на охоте — поэтическая справедливость; его чрезмерное наслаждение этой забавой обнаруживает недостаток заботы о благоденстве подданных (Blurton 2007, 59—68).
821
…Он сладок и кроток и многомилостив всем призывающим Его… — Пс. 85: 5.
822
…изменился цвет наилучший… — Ср.: Плач 4: 1.
Этот король даровал своим рыцарям много имений, неправедными способами отнятых у прелатов, — скупой на свое, щедрый на чужое. В день его смерти господин аббат Клюни возвестил это событие Ансельму, жившему при нем в изгнании.
В Лондоне был Генрих, младший брат сказанного короля, хлопотливо добивавшийся державы. Никто из епископов не был ему помощником, отчасти потому, что Роберт, старший брат его, подвизался в Иерусалиме, отчасти потому, что Ансельм, коего они небезосновательно боялись, был еще в изгнании [823] . Герард, херефордский бесчестный епископ, заставив Генриха с клятвою обещать ему первое же освободившееся архиепископство, короновал его. Люди, видя это и ведая, что Генрих праведен и деятелен, согласились со знатными мужами, кои там в ту пору были, и приветствовали его, и не было никого, кто бы с ними в этом разошелся. Затем умер Алуред, архиепископ Йоркский, муж именитый, который, крепко противясь помянутому королю Вильгельму, почти единственный Церковь свою сберег от него целой и невредимой, а другие тот растерзал. Тогда Герард пришел к королю Генриху, требуя обещанного. Но король, раскаявшись в своем симоническом вступлении, предложил ему обогатить Херефордское епископство имениями, чтобы уравновесить с помянутым архиепископством, и вечную вольность, какою обладает епископство Даремское, где ни один королевский служитель не может ничего делать и даже пытаться: вся власть и все права принадлежат епископу. Однако Герард, наставляемый дьяволом, отверг все с презрением; он сделался архиепископом и часто поступал без милосердия и жалости; но однажды в Саутуэлле после ужина он среди своих клириков лег на драгоценном ковре и шелковой подушке, заснул и испустил дух.
823
…отчасти потому что Роберт, старший брат его, подвизался в Иерусалиме, отчасти потому, что Ансельм, которого они небезосновательно боялись, был еще в изгнании. — Старший брат Генриха, Роберт Куртгез, был жив и участвовал в крестовом походе, и его притязания нельзя было отклонять в его отсутствие; архиепископ Кентерберийский, обычно помазывавший и венчавший нового короля, был в изгнании.