Забияка. (Трилогия)
Шрифт:
– Иди себе, - сказал.
– Ты выполнил свое задание. Ты меня попросил.
Козел хотел было что-то возразить, но взглянул в глаза старого волхва, и… поклонился.
Взметнулись полы фрака - сатир исчез.
Глеб Макарович, как ни в чем ни бывало сел обратно на пенек.
– Зашевелилось зло, - молвил он грустно.
А больше не сказал ничего. Ни слова о том, что "недолго мне осталось", или: "завещаю вам все оставшиеся амулеты моего гениального ученика Ярослава". Не было в маге фальши, была
Зато Борис Иванович был зол.
– Я ведь знал его, - сказал он с тихой яростью в голосе.
– Я думал, что он умер. А он просто продался.
Кто продался?
Мы с друзьями переглянулись. Металлист знал не больше моего, Никола - так вообще находился в сильном недоумении. Но Борис Иванович был не в духе, и ничего нам, неучам, объяснять не стремился.
Ситуацию прояснил нам старый волхв.
– Сколь ни сложно волхву изменить своей природе, а всяко случается, - задумчиво изрек он.
– Вы, наверное, уже заметили, что среди волхвов подонков немного?
Заметили. Только один раз нам пришлось столкнуться с четырьмя волхвами, выступившими против сибирского царя Берендея. Потом их судили, и двоих Книга Правосудия можно сказать, что не тронула: заставила переселиться ближе к полярному кругу, туда, где полгода холодно. Еще одного - загнала в Пустыню на юге Материка. И только одного лишила силы.
– Вот, видите?
– С легкой улыбкой следил за нами Глеб Макарович.
– Не так-то просто нашему брату стать скверным. Но, все же, бывают случаи. Отдают волхвы свою силу в угоду темным сторонам своей души.
– Чего же им не хватает?
– Искренне удивилась я.
И было от чего удивляться. Я, конечно, не была волхвом, но немного представляла себе их, так сказать, биологию. Знала и то, что у волхвов, при совершении справедливых поступков, выбрасывалась в кровь порция… скажем так, гормонов счастья. Говоря современным языком, волхвов "перло". От того, что они живут; от того, что почуяли за километр птенца, выпавшего из гнезда, и появились на месте происшествия раньше куницы, и, тем самым, успели спасти желторотую жизнь. Их умиляли даже проделки леших. Да и как им было не умиляться, если смотрели они на азартных пней, точно на детей каких неразумных? Да, лешие были падки на шалости и мелкие пакости, но, по большому счету, зла не желали никому. Ради чего можно было отказаться от этого?
– Власти Безымянным не хватало, Лиса, - вернул меня к действительности голос Бориса Ивановича.
– Банальной власти. Ладно, ребята. С Безымянными мы потом разберемся - чует мое сердце, не век этой заразе по Земле ходить. А ты, друг, не смей с жизнью прощаться. Мы еще с тобой поживем!
Старый волхв отрицательно покачал головой.
– Тебе нельзя делиться со мной своей силой. Да ты и сам это знаешь.
Борис
– Нельзя, - сказал он.
– Ты прости меня, друг. Оставить Заповедник без своей силы я не могу. Особенно сейчас не могу.
– Я знаю, Иваныч. Я знаю. О!
– внезапно повеселел он.
– Кажется, к нам спешит подкрепление!
В разных концах поляны один за другим засветились шесть дышащих природой телепортов. Волхвы шагали на снег, оглядывались. Их сумрачные глаза зажигались радостью узнавания. Двоих из них я уже видала, четверо были мне незнакомы. Но я знала - все они такие же надежные, как и мое начальство.
Мы шли по центральной улице города Урска. Слева от меня мерил изнанку длинными ногами высокий тощий технарь, справа - весомо шагал металлист. За нами топали зеки и Шуша.
Мы шли вперед. Перед нами была вялая аномальная теплынь, за нами - обычный январский снег, с нами - настроение. То самое, что возникает у волхвов, когда они вершат справедливые дела. А сами волхвы, числом восемь, стояли сейчас кругом Урска, вперемежку с домовыми и лешим, и концентрировали на нас свою мощь.
Нам не было море по колено. Нам было все равно. Все равно, что нас ждет впереди: мы были правы. Мы должны были идти вперед, и мы шли вперед. Позади нас восстанавливалась природа: радостно встряхнулся черно-белый Мурзик. Встряхнулся, и помчался в сторону добротного бревенчатого дома. Может быть, просить у хозяйки молока.
Мы шли вперед, и сила восьми волхвов была с нами. Вспыхнул в окошке свет. К мигом покрывшемуся узорами стеклу приник чей-то любопытный нос. Протаял темный кругляшок.
Мы шли вперед. Книжный червь кинулся к полке, недоумевая, как это он так долго мог обходиться без пожелтевших страниц недочитанного фолианта.
Мы шли вперед. Прижались друг к дружке молодожены. Трактирщик тряхнул головой, и, зажмурившись от удовольствия, выпил пинту пива. Крякнул от удовольствия. Вытер тыльной стороной ладони усы.
Мы шли вперед. И вялая теплынь, разлагающая все и вся в городе, сжималась в размере.
Мы подходили к тюремным воротам.
Металлист взял меня за руку:
– Давай!
Сила была со мной. Ворота испарились в мгновение ока. Часовых на вышке обдало брызгами колючей проволоки. Они кричали, и в их крике слышались человеческие нотки. Мы шли вперед. Тюрьму заметало снегом. Домовой повел туда-сюда носом - справа, всего в каком-то метре от нас, открылся ход под землю.
Волховья сила не оставила нас и под землей. Кирпичная кладка дарила нас прохладой, винтовая лестница обогащала нас железной решимостью.
Мы шли вперед. Спускались вглубь холма. И вот, наконец, мы пришли.