Заборы и окна: Хроники антиглобализационного движения

Кляйн Наоми

Наш активизм уже не раз объявляли умершим. Собственно говоря, его с постоянством ритуала объявляют умершим накануне и после каждой массовой демонстрации: наши стратегии якобы дискредитированы, наши коалиции раздроблены, наши доводы несостоятельны. А демонстрации тем временем растут – от 50 000 участников в Сиэтле до 300 000, по некоторым оценкам, в Генуе.

В то же время было бы глупо притворяться, будто после 11 сентября ничего не изменилось. Это особенно поразило меня недавно, когда я просматривала слайд-шоу, которое я составляла тогда – перед атаками. Тема: как антикорпоративная образная система все более абсорбируется корпоративным маркетингом. Так, один слайд показывает группу активистов, распыляющих краску на витрину Gap во время протестов против ВТО в Сиэтле. На следующем слайде – недавнее оформление витрины Gap с собственным граффити – написанным краской из распылителя словом «независимость». Далее – кадр из игры Sony PlayStation «Чрезвычайное положение»: крутые анархисты швыряют камни в мерзких спецполицейских, защищающих

фиктивную «Американскую торговую организацию». Все, что я вижу сейчас, – это как 11 сентября вмиг затмило все эти мгновенные снимки «войны образов», сдуло как ветром, как игрушечные автомобили и прочие декорации на съемочном макете фильма о катастрофе.

Несмотря на изменения в политическом ландшафте – или благодаря им, – слайд-шоу хранит память о том, почему это движение вообще выбрало для себя символическую борьбу. Решение ОСАР «закрыть» деловую часть города возникло из очень конкретного набора обстоятельств. Как и многие другие, старающиеся вынести вопросы экономического неравенства на политическую повестку дня, люди, которых представляет эта организация, чувствовали себя выброшенными, оставленными вне парадигмы, исчезнувшими, а потом восстановленными уже в качестве проблемы попрошаек и мойщиков автостекол у светофоров – проблемы, которая требует нового жесткого законодательства. Они осознали, что противостоять им приходится не какому-то местному политическому противнику или даже конкретному трудовому закону, но некой экономической парадигме – невыполненному обетованию дерегулированного капитализма с просачиванием благ сверху вниз.

Отсюда и трудность современного активизма: как организовать борьбу против идеологии столь всеобъемлющей, что у нее нет краев, настолько вездесущей, что кажется, будто ее нет нигде? Где находится место сопротивления для тех, чьи рабочие места ликвидируют, чьи поселения постоянно выкорчевывают? За что нам хвататься, когда столь многое из того, что могущественно, – одновременно и виртуально: торговля валютой, котировки акций, интеллектуальная собственность и закулисные торговые соглашения?

Коротким ответом на это – во всяком случае до 11 сентября – было: хвататься за все, что попадется под руку, – брендовый имидж известного транснационала, биржа, встреча мировых лидеров, отдельное торговое соглашение. Все, что хотя бы ненадолго делает неосязаемое реальным, сводит необъятность к какому-то человеческому масштабу. Короче говоря, находить символы и надеяться, что они станут метафорами для перемен.

Например, когда США начали торговую войну против Франции за то, что та посмела запретить приправленную гормонами говядину, Жозе Бове и Французская конфедерация фермеров привлекли к себе внимание мира не воплями об импортных пошлинах на рокфор. Они просто «стратегически демонтировали» McDonald's.

За последнее десятилетие многие активисты усвоили, что «белое пятно» в международных делах, которое существует для многих западных людей, можно закрыть, если привязывать кампании протеста к известным брендам, – эффективное, хотя часто и проблематичное, оружие против замкнутости людей на своих повседневных делах. Эти антикорпоративные кампании, в свою очередь, открыли непарадные двери в закулисный мир международной торговли и финансов, Всемирной торговой организации, Всемирного банка и поселили у некоторых сомнения в самом капитализме.

Но эти приемы и сами оказались легкой мишенью. После И сентября политики и политиканы всего мира мгновенно начали представлять террористические атаки как часть континуума антиамериканского и антикорпоративного насилия: сначала – вперед, на витрины Starbucks, а дальше, надо полагать, – на Всемирный торговый центр?! Редактор журнала New Republic Питер Бейнарт ухватился за единственное послание в интернетном антикорпоративном чате, в котором спрашивалось, не совершил ли атаки «один из нас». Бейнарт заключил, что «антикорпоративное движение… это отчасти движение, движимое ненавистью к Соединенным Штатам» – что аморально, когда США подвергаются нападениям. Дальше всех в приравнивании протестующих к террористам пошел Реджинальд Дейл в The International Herald Tribune: «Хотя они и не ставят перед собой конкретных задач убийства тысяч ни в чем не повинных людей, участники протестов, которые хотят сорвать совещания МВФ или ВТО и т.п., стремятся проводить свою политическую программу устрашением, а это – классическая цель терроризма».

В разумном мире атаки террористов, вместо разжигания такой внутренней реакции, подняли бы вопрос: почему, например разведывательные службы США тратили столько времени, шпионя за Reclaim the Streets и Independent Media Centres, а не за террористическими сетями, готовящими массовые убийства. К сожалению, представляется очевидным, что наступление на активизм, начавшееся еще до 11 сентября, станет только более мощным – с усиленным надзором, инфильтрацией и полицейским насилием. Сентябрьские атаки могут, боюсь, стоить движению некоторых его политических побед. Фонды, предназначенные для кризиса СПИДа в Африке, исчезают, и обещания расширить прощение долгов, скорее всего, последуют за ними. Теперь иностранная помощь используется как подмазывание стран, записывающихся на американскую войну.

А свободную торговлю, общественное восприятие которой давно уже переживает кризис, теперь по-быстрому «перебрендируют», как шопинг или бейсбол, в патриотический долг. Согласно торговому представителю США Роберту Зеллику,

миру нужна новая кампания по «борьбе с терроризмом с помощью торговли». В опубликованной журналом The New York Times Magazine статье Майкл Льюис, пишущий о бизнесе, подобным же образом сплавляет воедино идеалы свободы и «свободной торговли»: погибшие в торговом центре, считает он, были избраны мишенью «не просто как символы, но и как деятели свободы…Они напряженно, пусть и не осознавая этого, работают ради освобождения других от уз. Это делает их, почти по умолчанию, духовной противоположностью религиозного фундаментализма, который в своей деятельности полагается на отрицание личной свободы во имя некой подразумеваемой высшей силы».

Так проводится линия фронта: кто за торговлю – тот за свободу, кто против торговли – тот за фашизм.

Все в нашем движении – наши гражданские права, наши достижения, наши обычные методы деятельности – ставится под вопрос. Но этот кризис открывает и новые возможности. Как замечали уже многие, задача, стоящая перед движениями за социальную справедливость, состоит в том, чтобы продемонстрировать, что справедливость и равенство суть самые устойчивые средства противостоять насилию и фундаментализму. Что это означает на практике? Ну как что! Американцы очень быстро поняли, что значит иметь настолько перегруженную систему народного здравоохранения, которая не в силах справиться с сезоном гриппа, – куда там с атакой сибирской язвы. И несмотря на десятилетия обещаний предохранить водоснабжение США от террористических атак, перегруженное Управление по защите окружающей среды почти ничего не делает. А продовольственное снабжение уязвимо еще больше: инспектора способны проверять лишь около 1% продовольственного импорта – этим вряд ли успокоишь разрастающийся страх перед «агротерроризмом». В этой «войне нового типа» террористы пользуются в качестве оружия нашей разваливающейся государственной инфраструктурой. Это верно в отношении не только высокоразвитых стран типа США, но и бедных, где фундаментализм быстро распространяется. Туда, где долги и война разрушили инфраструктуру, фанатичные богатые «добрые дядюшки» типа бен Ладена способны влезать и предоставлять базовые услуги, которые должны были бы быть задачей правительства, – дороги, школы, поликлиники, даже основные санитарные услуги. Дорогу в Судане, позволившую построить нефтепровод «Талисман», который качает природные ресурсы правительству для его брутальной этнической войны, построил бен Ладен. Экстремистские исламские семинарии в Пакистане, промывшие мозги столь многим лидерам талибов, процветают именно потому, что заполняют собой огромный пробел в социальном обеспечении. В стране, которая тратит 90% своего бюджета на армию и обслуживание долгов и лишь кроху на образование, медресе предоставляют не только бесплатные классы, но и пищу и приют для детей бедняков.

В попытках понять распространение терроризма – на север и на юг – вопросы инфраструктуры и государственного финансирования обойти не удастся. А что отвечают на это политики? Да все то же: налоговые льготы для бизнеса и все большая приватизация услуг. В тот же день, когда появился заголовок на первой полосе The International Herald Tribune: «Новая линия террористического фронта: место сортировки почты», – было объявлено, что правительства Европейского Союза согласились открыть частной конкуренции свои рынки доставки почты.

Дебаты о том, какого рода глобализации мы хотим, – отнюдь не «вчерашний день», они как никогда актуальны. Многие политические группировки в своих кампаниях теперь переформулируют свою аргументацию в терминах «общей безопасности» – достойное похвалы противоядие узкой охранной ментальности границ-крепостей и бомбардировщиков В-52, которые пока что демонстрируют на изумление хилые результаты по защите кого бы то ни было. Впрочем, нельзя быть наивными и полагать, будто очень реальная угроза дальнейшего уничтожения ни в чем не повинных людей исчезнет благодаря одним только политическим реформам. Социальная справедливость нужна, но нужна справедливость и в отношении жертв этих атак и эффективное предотвращение новых. Терроризм – действительно угроза на международном уровне, и начался он не с нападения на США. Многие сторонники бомбардировок Афганистана поддерживают их все же неохотно: для кого-то бомбы представляются просто единственным доступным оружием, пусть и жестоким, поражающим неточно. Но такое отсутствие вариантов есть отчасти результат неприятия Америкой целого спектра более точных и потенциально эффективных международных рычагов. Например – постоянно действующего международного уголовного суда, против которого США выступают из опасения, что их собственные герои войны окажутся обвиняемыми. Или – всеобъемлющего соглашения о запрете ядерных испытаний. Здесь тоже тупик. И – всех прочих соглашений, которые США отказались ратифицировать: о противопехотных минах, о стрелковом оружии и о столь многом другом, что помогло бы нам справиться с такими глубоко милитаризованными государствами, как Афганистан. В то время как Буш зовет мир вступить в американскую войну в обход ООН и международных судов, мы, участники этого движения, должны стать страстными защитниками истинно многосторонних отношений и раз навсегда отвергнуть ярлык «антиглобализации». «Коалиция» Буша – не представитель истинно глобальной реакции на терроризм. Интернационализация внешнеполитических задач одной страны – отличительная черта внешней политики США и в переговорах ВТО, и в Киото. Мы можем заявить об этом не как антиамериканисты, а как подлинные интернационалисты.