Заботы пятьдесят третьего года
Шрифт:
– Ты вчера, видимо, не понял меня. Поэтому сегодня спрашиваю еще раз: что тебе известно о последних делах домушников?
– Еще раз отвечаю: с домушниками дела не имею.
Ларионов, делая каблуками на серой земле черные полосы, вытянул ноги, засунул руки в карманы пиджака, и засвистал умело модную тогда песенку "Мишка, Мишка, где твоя улыбка". Свистал он мастерски. Клок дослушал свист до конца и сказал, тихим голосом выдавая искренность:
– Ей-богу, ничего не знаю.
– Ты кого катал у Гарика
– Откуда мне знать. Кого привели, того и катал.
– Слушай меня внимательно, Клок. Здесь тишина, народу нет. Сейчас я встану со скамеечки, тебя подниму и разделаю, как бог черепаху. Руки-ноги переломаю, искалечу так, что мама не узнает, и брошу здесь подыхать.
– Не надо так со мной разговаривать, начальник.
– Я с тобой не разговариваю, я тебе перспективу рисую. Будешь говорить?
– Куда мне деваться, начальник.
– Про Ходока и Коммерцию мне все, что надо известно. Расскажи про третьего.
– Ростовского этого Косой рекомендовал и Ходока тоже. Скучают, говорит, мальчишечки, и лошкануть не прочь. Я их и принял. Они меня поймать хотели.
– А у тебя Коммерция - подставной, - догадался Ларионов.
– Ростовский этот и Ходок знакомы друг с другом были?
– Вроде бы нет. Договорились они, по-моему, когда за водкой для начала пошли.
– Ты мне, Вадик, поподробнее про Ростовского этого.
– Судя по всему, деловой, в авторитете.
– Внешность.
– Лет тридцати, чернявый, с проседью, нос крючком, перебитый, небольшой шрам от губы, роста среднего, но здоровый, широкий. Еще что? Да, фиксы золотые на резцах.
– Имя, фамилия, кликуха, зачем в Москве оказался?
– Не знаю, Алексеевич.
Ларионов потаскал себя за нос, сощурился, улыбнулся, решил:
– Нет, бить я тебя не буду. Я добрый, я тебе право выбора предоставлю. Выбирай: или я тебя в кичман на срок определю, или блатным на толковище ссученного сдам.
– Воля твоя, а я все сказал.
– Вот что, Клок. Ты мне горбатого не лепи. Ну, сколько ты с этих домушников снял? Тысячу, две, три? Ты же - исполнитель, тебе по таким копейкам играть - только квалификацию терять. Зачем тебе домушники понадобились?
– Мне они ни к чему.
– Ну, хватит, Вадик. Поломался малость, блатную свою честь защитил, теперь говори. А то Косой скажет. Ему с тобой делить нечего, а разговорчив с нами он всегда. Так зачем тебе эти домушники понадобились?
– Мне лично они ни к чему, - со значением заявил Клок, оттенив "мне".
– Слава богу, до дела добрались, - с удовлетворением отметил Ларионов.
– Так кому же они понадобились? Кому в домушниках нужда? На кого ты работал, Вадик?
Ничего не случилось. Все идет нормально. Вадик забросил ногу на ногу, кинул спину на ребристый заворот скамьи, вольно разбросал руки и начал издалека:
– В октябре я в Сочи бархатный
И гражданин один, скромный такой, сосед по СВ и ресторану, приблизительно тем же занимается. Следует сказать, что гражданин этот не один был, при нем человечек вертелся, но его вроде и не было.
К концу дня гражданину этому надоело, видимо, мировой скорби предаваться, и он сам - заметь, сам!
– предложил в картишки перекинуться. Как ты понимаешь - не мог я отказаться. Сели втроем: я, он и человек этот, он при нем вроде холуя. Удивил он меня. Вроде чистый фрайер, но слишком легко большие бабки отдает. До Москвы я его серьезно выпотрошил, но расставались мы, улыбаясь. Он мне телефончик оставил, просил звонить как можно чаще. Благодарил за науку. Ну, иногда я ему звоню, встречаемся в "Якоре", любимое его место - "Якорь", обедаем, разговоры разговариваем.
– Последний разговор - о домушниках?
– перебил Ларионов.
– Ага, - легко согласился Вадик.
– Просил подходящего человечка подыскать, по возможности, не нашего, не московского.
– Зачем он ему - не говорил?
– Он не говорил, а я не спрашивал. Не знаешь - свидетель, знаешь соучастник.
– Про скок у коллекционера Палагина по хазам не слыхал ничего?
– Говорили что-то.
– А ты рекомендованного тобой ростовского гастролера с этим делом не соединял?
– Это уж ваша работа - соединять.
– Ты, как всегда, прав. Вот я тебя с этой кражей и соединю.
– Не соединишь, Алексеевич, я тебе на свободе нужен.
– Вадик окончательно раскололся и поэтому окончательно обнаглел.
– Нужен. Пока нужен, - двусмысленно подтвердил Ларионов и потребовал: - Нарисуй-ка мне этого гражданина в профиль и анфас.
– Леонид Михайлович Берников. Телефон Ж-2-14-16. Живет на Котельнической набережной, серый такой дом у Таганского моста. Генеральский.
Сведения Ларионов не записывал, он их запоминал. Настроение улучшилось. Он поднялся со скамьи, подмигнул Вадику, усмехнулся:
– Кончил дело - гуляй смело. А не вернуться ли нам, Вадик, в Дом кино, шарики с устатку покатать?
– Я тут Ромку Петровского встретил. Он тебе не нужен?
– вставая, предложил Вадик, как бы отстегивая Ларионову премиальные за душевное поведение.
– О чем толковали?
– без особого интереса поинтересовался Ларионов.
– Да вроде ни о чем. Топтался он на месте, намеки делал, хотел о чем-то спросить, но так и не спросил ни о чем.
– На что намекал, вокруг чего топтался?