Заброшенное метро

Назаров Михаил Викторович

– Лёх, попробуй ногой. – подсказал снизу Серёга.

Точно! Я вновь взялся обеими руками за поручень, упёрся свободной ногой в люк, собрался и что есть силы толкнул чёртову створку. Дверца с грохотом откинулась наружу. Да ладно! Получилось!

– Старик, ты просто красава! – зааплодировал мне Макс. – Вылезти сможешь?

Вопрос был риторическим. Ну ещё бы я не смог! После таких испытаний это был сущий пустяк. Усмехнувшись, я поочерёдно схватился руками за выступы открывшегося проёма и подтянулся. Затем закинул ноги и, оттолкнувшись, сел на пол. Готово!

– Хорош, Лёха! Молоток! – крикнул Серый, – Ладно, мы идём наверх, открывай!

– Ага!

Я с нетерпением достал и включил

фонарик. И тут же чуть не выронил его в проём от увиденного! Мы не ошиблись! Чёрт, мы не ошиблись! Это была она! Я сидел на полу у схода с эскалаторов заброшенной станции метро и смотрел на уходящие далеко вверх ступени, под которыми мы только что спускались. Ступени, как и все остальные части эскалаторов были покрыты слоем пыли и обвалившейся штукатурки. Множество ржаво-зеленоватых потёков и трещин на своде придавало ему сходство с пещерой. Фигурные плафоны светильников выглядели целыми, за исключением одного, самого нижнего в правом ряду, тот был разбит. В двух шагах от меня стояла будка дежурной. Дверца распахнута настежь, а одна из когда-то прозрачных стенок, представляющая собой лист оргстекла, была треснута посередине. Мои глаза с жадностью пожирали каждую деталь вокруг. Мне не терпелось осмотреть здесь абсолютно всё. Но сначала надо было открыть дверь. Мои друзья уже, должно быть, поднялись. Я встал на ноги и направился к двери с забавной надписью «НАТЯЖНАЯ», в которую как раз деликатно постучали изнутри, поторапливая меня.

– Иду! – крикнул я.

Не дойдя до двери несколько шагов, я вдруг ощутил резкую пульсацию в висках. Я остановился и потёр их пальцами, но стало только хуже. Перед глазами, как помехи на старом экране, поплыли белые мушки. Что за фигня! Пульсация быстро нарастала, не на шутку напугав меня, и, достигнув своего предела вдруг сменилась острой давящей болью. Я схватился за голову и, зажмурившись, согнулся пополам. Ощущение было такое, будто череп медленно сдавливало тисками. Боль стала настолько невыносимой, что я упал на спину и, стиснув зубы, замычал. Я слышал, как друзья барабанят в дверь, и как Ксюха выкрикивает моё имя. А потом мой мозг взорвался, и наступила тишина.

Боль отступила так же внезапно, как и возникла. Какое-то время я просто лежал, зажмурившись, ожидая нового приступа. Тишина сменилась непонятной суетой вокруг и неразборчивым шумом голосов вдалеке.

Я открыл глаза, и в них тут же ударил яркий свет. Пришлось прикрыть их рукой. Какой ещё свет? Мы же в заброшке. Мимо меня кто-то прошёл. От неожиданности я подскочил и, щурясь, заозирался по сторонам, привыкая к освещению. Вокруг клубилась пыль, из-за которой очертания окружающего интерьера казались расплывчатыми. Наконец мне удалось разглядеть табличку «НАТЯЖНАЯ», значит, я стоял на том же месте, где меня скрутила боль, у схода с эскалаторов. Вот только… Эскалаторы работали.

Глава 7

Откуда-то сверху утробным бездушным басом вновь и вновь, как заезженная пластинка, доносилась одна и та же фраза:

"УВАЖАЕМЫЕ ПАССАЖИРЫ! ПО ТЕХНИЧЕСКИМ ПРИЧИНАМ СТАНЦИЯ ЗАКРЫТА! ДВИЖЕНИЕ ПОЕЗДОВ ПРЕКРАЩЕНО! ВОСПОЛЬЗУЙТЕСЬ НАЗЕМНЫМИ ВИДАМИ ТРАНСПОРТА!"

Пыль понемногу начала оседать, а я на негнущихся ногах пятился назад от двери, пытаясь понять, откуда здесь освещение, почему эскалаторные ленты движутся, куда делись все эти трещины и потёки, где мои друзья, где Ксюха, пока не упёрся спиной в будку дежурной. Перечень моих вопросов прервал нарастающий издали гул, а за ним – внезапно хлынувший откуда-то снизу поток людей. Я вжался в будку всем телом и втянул голову в плечи. Обезумевшие, напуганные, в давке они протискивались к эскалаторам. Гул становился всё громче, постепенно разделяясь на

вопли, крики и ругательства. Мне вдруг очень захотелось поддаться стадному чувству и тоже побежать, но я стоял как вкопанный, не смея пошевелиться, – тело словно парализовало. Оставалось только наблюдать. Бежавшие мимо меня люди были как-то странно одеты. Преобладали серо-коричневые тона. Так никто сейчас не ходит. Мне вдруг вспомнился старый родительский фотоальбом. Очень похоже когда-то давно одевались мои родители и их сверстники. Высокие меховые шапки, колючие шарфы в клеточку, однотипные грубо сшитые пальто и бесформенные куртки, клешёные брюки. Ни одного человека в джинсах. Внезапно меня сильно толкнули, вдавив в дверцу будки так, что я услышал треск оргстекла за спиной. Налетевший на меня усач в нелепой бобровой шапке, не сбавляя ходу, ошарашенно обернулся.

– Смотри, куда прёшь! – хотел было выругаться я, но лишь поперхнулся пыльным воздухом. Усач, не останавливаясь, какое-то время оторопело таращился в мою сторону, продолжая расталкивать впереди бегущих. Раздался звук бьющегося стекла, – кто-то разбил плафон светильника на эскалаторе. Творился какой-то хаос. Это не было похоже на культурное общество, это было похоже на обезумевшее стадо, где каждый был готов бежать по головам, где каждый был только сам за себя.

– Ой, слетели! Очки! Граждане! – я заметил у стены пожилую женщину. – Товарищи! Стойте! – слепо щурясь, она попыталась нагнуться, но поток подхватил её своим течением и спиной вперёд понёс наверх. А женщина продолжала лепетать:

– Очки… Не раздавите только! Не разда… – крик оборвался на полуслове, заглушённый вновь ожившим динамиком: "УВАЖАЕМЫЕ ПАССАЖИРЫ! СТАНЦИЯ ЗАКРЫТА…"

Я поднял голову в момент, когда свет от плафонов стал резко тускнеть. На потолке быстро, словно в ускоренной съёмке, расползались ржавые подтёки, штукатурка покрывалась трещинами, съёживалась и тут же отваливалась. Голос диктора становился всё глуше, а люди на моих глазах буквально растворялись в воздухе, и за считаные секунды совсем исчезли. Я зажмурился и упал на колени. И, наконец, услышал друзей:

– Лёха! Лёша! Ты там цел?! Почему молчишь?! Открой! Лёша!

Открыв глаза, я увидел подсвеченные моим фонариком старые облупившиеся стены, с потрескавшимся и большей частью обвалившимся кафелем. Пахло сыростью и мокрым мелом. Никакой толпы, никаких динамиков, никакого верхнего света.

В дверь снова застучали:

– Лёша!

Подорвавшись, я метнулся к замку, схватился за торчащий ключ и повернул до упора. Дверь открылась, и, теряя сознание, я упал на вовремя подставленные руки Серёги.

Глава 8

Не знаю, сколько времени я пробыл в отключке, но пришёл в себя, когда почувствовал живительную влагу на губах. Ксюха заботливо поднесла бутылку с водой к моему рту. Это было как нельзя кстати, во рту пересохло. Присосавшись к горлышку, как голодный младенец, я огляделся по сторонам и обнаружил, что сижу на полу, прислонившись спиной к холодной стене возле двери, которую открыл. Голова ещё немного кружилась.

– Лёш, что случилось? – озвучила Ксюха вопрос, который, наверное, интересовал их всех.

Я не знал, как отвечать на него. Меня самого очень интересовал ответ. Жестом дав понять, что мне нужно ещё немного времени, чтобы прийти в себя, я отвернулся в сторону эскалаторов, щёлкнул большим пальцем и включил свой фонарик. Он осветил нижние ступени и едва различимую надпись "ПРОХОД ВОСПРЕЩЁН" на сомкнутых красных створках. Моя рука непроизвольно дёрнулась, и пятно света повело в сторону, к стене. Там что-то блеснуло. Я подался немного вперёд и пригляделся. И тут же отпрянул! На полу у стены, в пыли и роговой оправе лежали чьи-то треснутые очки.