Забыть о мести
Шрифт:
Томас уже не владел собой. Жаркая волна окатила его исступленным желанием, и безумная потребность обладания этой женщиной заставила забыть обо всем остальном. Он ожидал, что она начнет вырываться, разозлится на него, но этого не произошло. Хлоя оказалась права – тут уж ничего не поделаешь. Каким-то непостижимым образом она проникла ему в сердце, а такого он никак не ожидал. Не верил, что это вообще возможно.
Сладостно-свежий вкус ее губ сводил Томаса с ума. Н его пути встречалось много женщин, но ничего подобного он еще не испытывал. Этот поцелуй окончательно лишил его самообладания и обнажил душу: месть, корысть – разве это главное в его жизни?
Хлоя, тихо застонав, выгнулась, и Томас с ужасом осознал, что хочет навсегда забыть о мрачных тайнах, о том, что не имеет права никому доверять, о своих обидах… Сейчас он желал лишь целовать ее.
Томас нежно прикусил ее нижнюю губу, и Хлоя приподняла голову, словно требуя новых ласк. Он снова припал к ее рту и с необъяснимым восторгом ощутил ответную дрожь. И тогда рванул Хлою к себе, сжал так, что острые твердые соски уперлись ему в грудь. Он просунул ладонь между спиной Хлои и стеной и притиснул ее упругие бедра к своим. Она, закрыв глаза, все теснее прижималась к его затвердевшей плоти, но Томас еще не верил, что они могли зайти так далеко. И всего лишь после одного поцелуя! Он прильнул губами к ее шее, отодвинул ворот жакета…
Резкая трель телефонного звонка отрезвила их. Хлоя испуганно забилась в его объятиях, и Томас, выругавшись, медленно отступил. Она поспешно схватила трубку.
– Привет, па, – поправляя жакет и смущенно одергивая юбку, сказала Хлоя.
Ее широко раскрытые глаза не отрывались от Томаса. Никогда прежде женщины не смотрели на него так… доверчиво и невинно. Неловко поежившись, он отвернулся, но не мог не слышать того, что она говорит.
– Да, я знаю, что он приехал навсегда, – пробормотала она срывающимся голосом, и Томас резко обернулся. Хлоя отвела глаза, и он понял: они говорили о нем. – Этого я не сделаю. Он мой друг.
Она вздохнула, наклонившись, погладила Гарольдину и терпеливо выслушала привычную тираду насчет недопустимости ее поведения. Отец уже в который раз повторил, что давно пора найти приличную квартиру, нанять еще одну повариху, чтобы не трудиться, в кафе с утра до вечера, а еще лучше – подыскать приличную работу, как у сестры… Словом, перестать быть собой, с тоской думала Хлоя, и превратиться в самодостаточную женщину, какой ее и хотели видеть родители…
Сморгнув навернувшиеся на глаза слезы, Хлоя выпрямилась и, чтобы не дослушивать проповедь до конца, торопливо сказала:
– Мне жаль, что ты так считаешь, но волноваться не из-за чего. Никто не причинит мне зла. – Встретившись глазами с Томасом, Хлоя перевела дыхание. – Мне нужно идти, па. Пожалуйста, не тревожься.
Она повесила трубку, и Томас смог наконец перевести дыхание.
– Насколько я понимаю, тебя предупредили насчет страшного серого волка.
– Он боится неприятностей. Считает, будто ты специально приехал, чтобы обрушить на головы горожан всякие беды. – Хлоя нервно засмеялась. – Ну там, побить витрины в магазинах, взорвать пару домов…
Кажется, у старого негодяя отличное чутье!
– А как по-твоему, почему я здесь?
Лицо Хлои осветилось милой, почти детской улыбкой, и у Томаса заныло в груди. Она подошла совсем близко, но не стала дотрагиваться до него.
– Наверное, для того чтобы наконец примириться с прошлым, разве нет?
Какая слепая вера, подумал он, отступая. Жаль, что придется ее разрушить, ведь уничтожив Хизер Глен, он нанесет Хлое смертельную рану. В нем еще оставалось достаточно человечности, чтобы проникнуться к ней состраданием.
– Я уже объяснял, у меня здесь дела.
– Ты мог бы заниматься делами где угодно. Говори, что хочешь, но я не могу представить, чтобы ты без достаточно веских причин вернулся сюда.
Если бы она только знала… Но сколько лет прошло с тех пор, когда она была одной из немногих, кто не обвинял его во всех грехах. Да и теперь десятки служащих Томаса старались держаться от него на расстоянии и работали в его фирме лишь потому, что он нанимал только профессионалов высокого класса и платил им куда больше, чем другие. А вот Хлоя не опасалась его. Однако Томас вовсе не был уверен, что это так уж хорошо.
– Насколько я поняла, ты банкир, – продолжала она, склонив голову набок и необычайно серьезно изучая Томаса. – Но мне-то, по крайней мере, мог бы довериться? Я просила о займе чуть не год назад. Ты до приезда в Хизер Глен знал, кому принадлежит "Домашняя выпечка"?
– Но ты могла хотя бы проверить, у кого собираешься брать кредит, – парировал Томас.
Хлоя болезненно поморщилась.
– Говоря по правде, у меня просто не было выхода.
Он уже знал это, знал, в какое отчаянное положение попала Хлоя, когда он, как она, наверное, думала, пришел на выручку. Собственно говоря, Томас на это и рассчитывал.
– И ты все еще злишься?
– Злюсь? – раздумчиво повторила Хлоя. – Нет, скорее разочарована.
– И все же целовала меня.
Хлоя смущенно потупилась.
– Одно другому не мешает.
– Ты все еще разочарована?
Он шагнул ближе, ощущая, как в брюках нарастает напряжение, и с наслаждением представляя, что может больше всего понравиться Хлое и как…
– Мяу.
Нервный смешок снова сорвался с губ Хлои. Подняв котенка, она потерлась о него носом.
– Голодна, малышка?
– Ты все еще держишь у себя это существо?
– У этого существа есть имя и чувства.
Она погладила крохотный рыжий комочек. Светло-голубые глаза серьезно уставились на Томаса. Котенок все еще был до ужаса тощим и жалким. Гарольдина цеплялась за руки Хлои и тоскливо мяукала.
Хочет есть… Томасу слишком хорошо было знакомо это ощущение невыносимого, отупляющего голода, когда за целый день во рту не оказывалось и крошки. И страха. Страха, что не сумеешь раздобыть еды.
И тут с Томасом снова произошло нечто странное – он вдруг осознал, что прекрасно понимает это беззащитное создание и сочувствует ему. Напрасно Томас напоминал себе, что это всего лишь кошка. Не малыш, который способен украсть, лишь бы утолить невыносимый голод. Однако в нем нарастало желание броситься в кухню, открыть холодильник и наполнять раз за разом мисочку Гарольдины, пока ее животик не станет волочиться по полу.