Забыть тебя невозможно
Шрифт:
— Ко мне поедем.
— Нет, — тут же протестую. — Давай мы зайдем куда-нибудь поговорить, а потом я вызову себе такси.
— Не думаю, что идея хорошая. Твой отец вернулся в город, он знает, что я поехал к тебе. Если ты в таком состоянии появишься дома…
Нервно дергаю рукой, а потом обхватываю свои голые плечи. Сейчас идея надеть платье без рукавов больше не кажется хорошей. Я словно голая тут сижу.
Снова накатывает отвращение, к самой себе, конечно. Паша думает о последствиях, для меня
— Придешь в себя, и я тебя отвезу домой.
— Нам поговорить нужно. Не уверена, что ты захочешь потом меня куда-то везти, — бормочу еле слышно.
Очень хочется, чтобы последние слова он вообще не услышал.
— Поговорим, Арин. У меня дома и поговорим.
Его максимально расслабленная поза и спокойный голос действуют на меня легким внушением. Медленно возвращаю свои ноги в салон и прилипаю затылком к подголовнику. Дверь хлопает, а через какое-то время Воронин садится за руль.
Состояние ужасное. Стыдно. Паша не без возмущения говорит про Катю. Он по-прежнему считает, что она виновата в моем сегодняшней нетрезвости. Глупо, конечно. Я взрослый человек. Своей головой думаю и решения, пить или не пить, тоже сама принимаю. Насильно мне в рот никто ничего не заливает.
Воронин, естественно, думает иначе, но в спор не вступает. Только барабанит пальцами по рулю. Нервничает или злится? Понятия не имею. Да и в своем нынешнем состоянии вообще плохо могу улавливать чужие эмоции. Все происходящее просто вереница каких-то бесконечных действий.
Звенящее в кабине лифта напряжение пробирает до костей. Смотрю в пол и практически не дышу. Радует лишь то, что места здесь много и мы не стоим впритык друг к другу, как зажатые в банке селедки.
В квартире Паша сразу же протягивает мне тапочки и вытаскивает содержимое своих карманов. Бросает на полку телефон, ключи, распакованную пачку жвачки.
Я не так часто у него бывала, в основном мы встречались на нейтральной территории. Кафе, рестораны, парки, боулинг…
— На кухню проходи.
Киваю и семеню следом за Ворониным. Между нами так и сквозит скованность. Мы оба сейчас не в своей тарелке.
Ставлю сумочку на стол, упираясь глазами в Пашину спину, где-то между лопаток мой взгляд блуждает.
— Воды?
Он спрашивает не обернувшись, а когда слышит мой положительный ответ, открывает ящик над раковиной.
— Держи, — протягивает до краев наполненный стакан.
Жадно пью, чувствуя, как капельки скатываются по подбородку под тиканье настенных часов. Ставлю стакан на стол. Стук стекла о столешницу нарушает повисшую между нами тишину.
Воронин отталкивается от подоконника. Делает два уверенных шага и оказывается рядом. Впервые я чувствую, как он давит своей бурлящей, как лава энергетикой.
Пячусь, пока не прилипаю спиной к стене. Пашины губы в паре сантиметров от моих. Разум охватывает ужас, а тело — оцепенение. Едва заметно кручу головой.
— Прости, — накрываю свои губы ладонью. — Не нужно. Я…
— Поговорить хотела, помню.
Он протягивает мне соломинку сам, и я тут же за нее хватаюсь.
— Хотела. Почти сразу хотела, просто по телефону… — тараторю сбивчиво. — Некрасиво по телефону. Нам, нам расстаться нужно. Прости.
— Насколько понимаю, тот парень в ресторане и есть твой Азарин?
— Он не мой.
Отнекиваюсь. Разве я могу утверждать, что Тим мой? Не могу. Возможно, когда-то…
— Тогда почему мы должны расстаться?
Паша так смотрит, будто правда не понимает. Я же ему изменила, созналась, все последние дни вела себя отстраненно. А он все равно делает вид, что не понимает…
— Я тебе изменила.
— Мы об этом уже говорили.
— Знаю. Но я не могу так, понимаешь?
Паша поджимает губы, смотрит мрачно. Меня же колотит. Нервы это или алкоголь, непонятно. Морально я раздавлена в любом случае.
— Ты его до сих любишь?
«Громкий» вопрос. Неудобный. Врать мне не хочется, а правда, правда ему не понравится.
Но, видимо, сегодня я смелее, чем обычно. Поэтому киваю. Вслух произнести боюсь, но показать телом могу.
— А меня? — прищуривается. — За все это время ты хотя бы раз чувствовала ко мне то, что чувствуешь к нему? Испытывала те же эмоции?
Молчу. Щеки уже исполосовали слезы.
— У нас просто, просто все было по-другому. Понимаешь? По-другому, — перехожу на шепот и всхлипываю.
Слишком много эмоций. Они меня душат, как слезы, которые спазмировали горло. Говорить вообще с трудом получается.
— Не понимаю, Арин.
Паша отступает. Шумно выдыхает, выдвигает ящик и достает оттуда пачку сигарет.
Наблюдаю за тем, как он щелкает зажигалкой. В нос почти сразу ударяет запах дыма. Мой желудок ежится от одного только вдоха.
— Ты куришь?
Впервые вижу его с сигаретой. Еще и лежат в его квартире. Хотя, возможно, они там и раньше были, я особо по шкафам здесь никогда не лазила.
— За пару месяцев до нашего знакомства бросил. Это так, на всякий случай здесь лежит. «Случай» наступил, — печально улыбается и снова выдыхает дым.
Кашляю, и Паша сразу открывает окно. Сигаретный дым вытягивает потоком ворвавшегося ветра, но запах, конечно, не исчезает.
Желудок бунтует. Тяжесть становится невыносимой и очень быстро трансформируется в тошноту.
— Я сейчас, — зажимаю рот ладонью и бегу в ванную.
Как только закрываю за собой дверь, падаю к унитазу на колени, выплевывая последствия наших с девчонками посиделок.