Забытая история русской революции. От Александра I до Владимира Путина
Шрифт:
Или вот ещё оттуда же:
«Говорят, у крестьян много праздников, а между тем это неправда… крестьяне празднуют все годовые праздники с тою только разницей, что на светлое воскресенье празднуют всего только три дня, а во многие другие праздники не работают только до обеда, то есть до двенадцати часов… Кроме того, по воскресеньям, в покос, даже в жнитво, крестьяне обыкновенно работают после обеда: гребут, возят и убирают сено, возят снопы, даже жнут. Только не пашут, не косят, не молотят по воскресеньям — нужно и отдохнуть, проработав шесть дней в неделю. Если всё сосчитать, то окажется, что у крестьян, у батраков в господских домах праздников вовсе не так уж много, а у так называемых должностных лиц — старост, гуменников, скотников, конюхов, подойщиц и пр., вовсе
Даже в 1913 году 29,2 % крестьян были безлошадными и 30,3 % однолошадными и едва сводили концы с концами. Около половины крестьянских хозяйств ещё пахало сохой, а не плугом. В подавляющем большинстве случаев крестьяне продолжали сеять вручную, жать хлеб серпом и молотить его цепами. Любая механизация сельскохозяйственных работ автоматически делала значительную часть крестьян лишними и оставила бы их без работы и средств к существованию. Да и на какие капиталы всё это механизировать?!
Ряд официальных (!) исследований с несомненностью установил ужасающий факт крестьянского разорения за сорок лет, протёкших со времени освобождения крестьян. Размер надела за это время уменьшился в среднем до 54 % от прежнего (который тоже нельзя было считать достаточным). Урожайность уменьшилась до 94 %, а в неблагоприятной полосе даже до 62 %; сильно сократилось количество скота. Недоимки поднялись с 1871 года, в среднем, в пять раз, а в неблагоприятной полосе и в восемь, и в двадцать раз. Ровно во столько же раз увеличилось и бегство крестьян с насиженных мест в поисках заработка. Но цена на рабочие руки в среднем почти не поднялась, а в неблагоприятных местностях даже упала.
Одновременно падала цена вывозного хлеба, главного продукта производства и источника богатства населения. Падала так быстро, что количественный рост вывоза едва успевал за упадком его денежной ценности, чтоб хоть в общей сумме не потерять. В стране происходили периодические голодовки, что и не удивительно при нашей урожайности, — а Россия оставалась крупнейшим экспортёром хлеба, вывозя продовольствие не от избытка, а от недостатка средств на индустриализацию, потому что больше просто нечем было торговать.
«Продавая немцу нашу пшеницу, мы продаём кровь нашу», — писал А. Н. Энгельгардт. А министр финансов академик Вышнеградский говаривал: «недоедим, но вывезем». Вряд ли он лично недоедал. А вот крестьяне — да, недоедали, имея на питание 17–20 пудов хлеба в год, при норме в 25, и при крайнем недостатке в рационе мяса.
При введении всеобщей воинской повинности в 1873 году доля признанных негодными к военной службе не превышала 6 % призывников; до 1892 год этот показатель держался около 7 %. Но с 1892 года, когда начались финансово-экономические реформы, эта доля стала быстро повышаться. В 1901-м негодных к службе было уже 13 %, несмотря на то, что именно в это время требования, предъявляемые к новобранцам в отношении роста и объёма груди, были понижены. Показательно, что смертность в российской деревне была выше, чем в городе, хотя в европейских странах наблюдалась обратная картина.
Повторим лишний раз: отмена крепостного права привела крестьянское хозяйство не к улучшению, а к ухудшению. А чтобы понять суть эволюционных процессов, углубимся в историю ещё дальше.
«Образцовая» для наших либералов Европа раньше нас прошла путь первоначального накопления капитала через превращение массы самостоятельных производителей (прежде всего крестьян) в наёмных рабочих, а средств производства и денежных богатств — в капитал. Если коротко, дело шло так: расширение товарно-денежных отношений усиливало разорение мелких товаропроизводителей, а появление мануфактуры вызывало увеличение спроса на рабочую силу, причём сначала и первый, и второй процессы решались насильственным путем, через экспроприацию крестьян и мелких ремесленников.
Раскрестьянивание, проходившее в целом ряде стран, как правило, было связано с большой кровью, — революцией и гражданской войной. Классическим примером стали огораживания пахотных наделов крестьян и общинных земель английскими лендлордами, особенно с конца XV века. В XVIII столетии английский парламент без всяких сомнений издал ряд законов, разрешавших крупным землевладельцам полностью присваивать общинные земли.
Массы людей были оторваны от привычных условий жизни, лишены не только прежнего хозяйства, но и крова. Быстро увеличивалась армия бродяг и нищих. А государства Западной Европы в этот период издавали законодательные акты, вводившие в практику жестокие наказания для тех, кто не имел дома и собирал милостыню без разрешения властей. Этих несчастных бичевали, клеймили, отдавали в рабство, при третьей поимке казнили. Парламентский «Акт о наказаниях бродяг и упорных нищих» 1597 дал окончательную формулировку закона о бедняках и бродягах, и действовал в таком виде до 1814 года! Только повешенных в период огораживания было более 70 тысяч человек. И это при том, что в XVII веке у Англии уже были колонии в Америке, и часть лишних людей можно было отправить туда!
К началу XIX века английское крестьянство исчезло как класс.
Аналогичные законы применялись и в других странах, вставших на путь капиталистического развития в XVI–XVIII веках (Нидерланды, Франция). Правда, «кровавые законы» не могли приостановить роста нищенства и бродяжничества, но позволяли подавить сопротивление экспроприированных, превращали согнанных с земли крестьян в людей, готовых к наёмному труду на любых условиях.
В Европе процесс первичного накопления капитала шёл ускоренно, благодаря возможности выдаивать средства из колоний. Опираясь на поддержку своих государств, западноевропейские торговые компании диктовали колониальным странам грабительские условия коммерческих сделок, прибегали к прямым захватам земель, разграблению сокровищ, военным контрибуциям. В колониальных странах экономические проблемы решали военной силой. Создавались крупные плантационные хозяйства, где людей эксплуатировали самым бесчеловечным образом. Работорговля обеспечивала колоссальные доходы, превышавшие прибыли от любых промыслов того времени.
В США процесс первичного накопления в значительной степени опирался на обезземеливание местных индейских племен, работорговлю и хищническую эксплуатацию цветного населения.
Теперь, возвращаясь к российской истории, мы можем сказать, что именно исторически неизбежный процесс раскрестьянивания деревни определил железную логику социально-экономического развития России конца XIX — первой половины ХХ столетия. В эту логику укладывается даже кажущаяся непоследовательность властей по отношению к крестьянской общине. После отмены крепостного права Александр II законодательно усилил права общины, впервые юридически сделав её собственником бульшей части крестьянской земли. Ещё больше усилил права общины Александр III, который своим указом запретил даже простой раздел крестьянского двора без согласия общины. Да и Николай II до 1905 года придерживался той же позиции.
Общину поддерживали «сверху» оттого, что властям было гораздо легче собирать выкуп за землю с неё, чем с каждой крестьянской семьи в отдельности. Но когда община стала формой коллективного протеста против дальнейшего удушения крестьянства, то власть начала наступление на неё. И уж совсем она стала неинтересной дворянской элите после того, как указом Николая II были отменены «долги» крестьян по выкупным платежам за ранее полученную ими землю.
И вот, в этих условиях власть получил Пётр Столыпин.
Безумные реформы Петра Столыпина
Общину начали ликвидировать, чтобы создать новый класс высокоэффективных «фермеров», насадить то самое «мелкое землевладение, которое является на Западе опорой общественности и имущественного консерватизма», — о чём писал П. А. Столыпин в уже цитировавшемся письме Николаю II летом 1906 года. Однако общинной земли на всех крестьян, количество которых к тому же росло в силу естественного процесса деторождения, и так-то не хватало. Ликвидировать помещичье землевладение, и за счёт этих земель решить земельную проблему крестьянства было нельзя, так как её тоже кто-то обрабатывал и претендовал на неё. Оставалось либо раскрестьянить основную часть селян, превратив их в рабочих, либо отправить их из европейской части России куда подальше, например, в Сибирь.