Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Шрифт:
ГАРСКИЙ. Он — кустарь… Он будет тыкать нос во все мелочи, нервировать фельдфебельским отношением. В пределах швейной мастерской он был бы неплохим хозяином, но в тресте…
СОРОКИН. Да. Искусство управлять не всякому дается, батенька… (Читает план.) Так, значит, план твой утвердить? (Подписывает план.)
ГАРСКИЙ. Воронин вчера ночью забрал бухгалтерские книги на квартиру, нанял подпольных бухгалтеров и выяснял правильность ведения дела…
СОРОКИН.
ГАРСКИЙ. Да, да, да… С утра сегодня задает мне самые неожиданные, с его точки зрения, вопросы…
СОРОКИН. Разве?
ГАРСКИЙ. Да, да… Я помню, когда учился в берлинском институте, был у нас профессор…
СОРОКИН. О-о-о-о! Если он в самом деле будет здесь чудить, вы немедля, батенька, черкните мне. Я совсем не желаю возвращаться в разоренное гнездо…
ГАРСКИЙ. Вот еще, Николай Алексеич, чек на предварительные расходы по реорганизации…
СОРОКИН. Подмахнуть? (Подмахивает чек.)
ГАРСКИЙ. А вы не сможете сейчас по партлинии согласовать вопрос так, чтоб не Воронин был у нас, а, например, Трубкин?..
СОРОКИН. Но он же заграницей?..
ГАРСКИЙ. Только что вернулся… утром…
СОРОКИН. Великолепно!
ГАРСКИЙ. Трубкин сочетает в себе твердокаменнейшего большевика и крупного специалиста… А искусству управления и Воронин может поучиться у него…
СОРОКИН. Правильно! Великолепно!.. Я утром же это согласую по партийной линии. Чудесно! Лучшего желать нельзя…
ТАНЯ. Я пришла по вашей просьбе…
СОРОКИН. Таня! Ты едешь со мной заграницу! Какие бы силы не препятствовали этому, я тебя беру с собою!
ТАНЯ (радостно). Да?
СОРОКИН. Да! Меня мучают, жалят со всех сторон! Ты не понимаешь, мое счастье, чт'o ты для меня! (Обнимает.)
ТАНЯ. И я так настрадалась за эти часы! Прости, я наговорила дерзостей тебе.
СОРОКИН. Полно, полно, голубочек мой! (Смотрит на нее, любуется, потом обнимает.) Капризка ты моя маленькая!
Войдите!
РЕПОРТЕР (почтительно). Здравствуйте, Николай Алексеям! Я — сотрудник газеты, за интервью…
СОРОКИН. А, здравствуйте, дорогой… Очень рад! Проходите… Там сидит мой коммерческий директор… (К Тане) Таня! Приготавливай тут… А мы пока займемся…
ТАНЯ (прыгает). Лечу! Лечу! Лечу!
Алло! Да, квартира Сорокина… Он очень устал, и послезавтра мы едем заграницу… Товарищ, мне некогда с вами разговаривать!.. Его я беспокоить не буду… Давайте кончим разговор… (Кладет трубку.)
ГАРСКИЙ (репортеру). Словом, товарищ, пишите так: перспективы нашей промышленности в следующем квартале блестящие… Снижение себестоимости будет достигнуто до пятидесяти процентов… Качество продукции будет увеличено до ста процентов… Рационализация проводится усиленным темпом, борьба с прогулами беспощадная, в результате мы имеем только четверть процента прогулов. И те по уважительным причинам…
РЕПОРТЕР. Нам, газетчикам, это особенно приятно… Крупным шрифтом в три колонки пустим… С подзаголовком… (В дверь.) Николай Алексеич!.. Можно вас на минуточку?..
СОРОКИН (вздрагивает). Что это такое?..
РЕПОРТЕР. У меня там фотограф… Ваш портрет будет помещен завтра в газете с интервью… Всего хорошего.
Уходит.
ГАРСКИЙ (Тане). Татьяна Константиновна! Как я соскучился по вас… (Целует руку, подает цветы.)
СОРОКИН. Ах, вот и они! Проходите, товарищи!
ГАРСКИЙ. Ну как, закончилось фабричное собрание, товарищ Крымов?
КРЫМОВ. Кончилось, всадить бы им все семь патронов, гугенотам!{299} Во какую резолюцию вынесли! Сам Глухарь секретно там присутствовал… Сейчас уехал… болен.
СОРОКИН. Глухарь все-таки был…
КРЫМОВ. Такой гугенот да не будет? А Воронин распинался!.. Ну, сплошная демагогия… Посмотрите, дескать, какой я молодой да ранний… Кончил институт народного хозяйства… Пятилетка, план, рационализация, реконструкция… А мы будто дураки… Ничего не понимаем и работать не умеем… (Здоровается с Таней.) Татьяне Константиновне мой пламенный привет! Поцеловал бы ручку, но боюсь своей старухи, всадить бы ей все семь патронов!..