Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Шрифт:
РЯДОВОЙ. Ага, испугалась? Пальцы дрожат!
НИНА. Нет, очень все неожиданно.
ВЕРА. Она меня ругала, думала, я на квартиру с автомобилем прельстилась… А я вон кого выбрала.
РЯДОВОЙ. Ругала? Гм… Вот… В самом деле…
СЕРОШТАНОВ. Позвольте спросить, строим мы новый цех и не знаем…
ВИКТОР. После, Павел, после… Вот здесь мы и живем. От города на трамвае — двадцать минут, а тут парк,
РЯДОВОЙ. Воздух здесь легкий.
СЕРОШТАНОВ (смотря на Виктора). А люди тяжелые.
РЯДОВОЙ. Ну, люди всегда тяжелей воздуха, говорят.
ВЕРА (Нине). Ты что притихла, Нинка? Смотри, он мне ракетку подарил — красота!.. По очереди играть станем, ладно?
А он тебе нравится?.. Ох и любит он меня — ужас! Как мальчишка бегает. И шофер у него лихой: мчались по улицам, милиционер два раза свистел. А завтра в театр поедем… Хочешь, вместе поедем? А?
МАТЬ. Пожалуйте закусить…
НИНА (очнулась). А? Нет, нет… Сначала я… Подождите, весь план перепутаете… Паша, скорей со мной!
МАТЬ (отцу). Что ни скажу — всегда поперек.
ОТЕЦ. А ты помирись, помирись, старуха…
МАТЬ. Отстань, праведник…
НИНА. Наливай, Паша, всем наливай!
ГОРЧАКОВА (когда остановились перед ней). Алкоголь для моего здоровья вреден.
НИНА (Рядовому). Окажите честь.
РЯДОВОЙ (тихо). Вы что задумали? Не поздравлять ли?
НИНА. Ага, испугались… Возьмите рюмочку — не бойтесь, она смирная. А последние — нам с Пашей… Вот. Теперь слушайте, я речь скажу… Товарищи. Сегодняшний вечер… и пирог, и цветы эти… и все… мы посвящаем одному человеку… Старому большевику…
РЯДОВОЙ (тихо Накатову). Ей-ей, я уйду.
НАКАТОВ. Терпи, коли полюбил… стой.
НИНА. Человек этот много сделал для революции и для тех, кто теперь отвернулся и забыл его… Но мы его не забыли, не забудем и хотим, чтобы жил он вместе с нами долго-долго и дожил до полного расцвета хорошей жизни!.. Василию Ефимычу Накатову за его пятьдесят лет — урра!..
ВЕРА. Я
РЯДОВОЙ (обнял Накатова). А доживем мы с тобой, Василий, до расцвета? Такое вот у меня чувство есть: лет через пятнадцать ликвидируют смерть, и мы доживем…
СЕРОШТАНОВ (чокаясь). Только бы под автобус не попасть.
РЯДОВОЙ. Справедливо подмечено.
КУЛИК (хлопает Накатова по плечу). С такими кадрами не подкачаем… Как полагаешь, Павел?..
СЕРОШТАНОВ. Я полагаю, тебя уже укачало.
НАКАТОВ. Друзья мои… Никак я не ожидал, что кто-то вспомнит о моем дне рождения… Оказывается, есть еще сердца, умеющие ценить и понимать внимание и дружескую ласку… Я не знаю, как мне ответить вам, мы уже отвыкли от простых человеческих слов… Нина… (Целует ее.) Спасибо, товарищи…
ВЕРА. А мне есть хочется.
МАТЬ. Пожалуйте к столу, пожалуйте…
ГОРЧАКОВА. Димитрий…
Ты мне нужен, Димитрий, останься.
ГОРЧАКОВА. Принес?
КУЛИК. Вот, тут все записано про нее. (Вынимает бумаги.) К водочке бы не опоздать. Марья Алексеевна, под твоим руководством мы ее разоблачим. А потом и Пашу Сероштанова шлепнем — он дышать не дает, он мне грязные руки в глотку сует… «Укачался»… Я первый его укачаю! Секретарь… Директоровой жене цветы таскает! Нашел! (Читает.) «Я хочу не только верить в социализм, я хочу еще знать, почему мы его строим и за что боремся…» Вот что она сказала!
ГОРЧАКОВА. Это Нина сказала?
КУЛИК. Никто иначе.
ГОРЧАКОВА (перечитывая). «Я хочу не только верить…» «Я хочу еще знать…» Но ты передавал, что Ковалева хочет не верить в социализм.
КУЛИК. Так и есть.
ГОРЧАКОВА. Но тут неувязка. Она хочет не только верить.
КУЛИК. Один туман виляющей оппортунистки. Только не верить или вообще не верить — я низовой активист и разницы тут не вижу!
ГОРЧАКОВА. Ты думаешь?
КУЛИК. Категорически!
ГОРЧАКОВА. Она хочет еще знать, почему мы его строим.
КУЛИК. А… Она еще не знает, для чего мы социализм строим, еще только хочет знать… Вот в чем соль!
ГОРЧАКОВА. Ты уверен?
КУЛИК. Абсолютно… Протокол кто составлял? Сероштанов. Он ее мысли пригладил, а ты их разгладь, ты выяви не то, что она сказала, а то, что она хотела сказать.