Забытый легион
Шрифт:
В бою наступила пауза; оба противника пытались отдышаться и собраться с силами, чтобы продолжать поединок. Зрители вопили, подбадривая их, потом начали швырять лощ-ти хлеба и фрукты. Секутор поднялся первым. Он сбросил с себя сеть и замахнулся мечом. Ретиарий тоже с усилием поднялся на ноги, одной рукой он зажимал рану на животе, в другой держал окровавленный трезубец.
— Скоро все кончится, — сказал Брут, указывая на арену. — Оба ранены очень серьезно.
Фабиола закрыла глаза: ей вновь пригрезился Ромул.
А ее любовник наклонился и похлопал по плечу сидевшего впереди толстяка:
— Фабий, ставлю десять тысяч сестерциев на ретиария. — Его глаза вдруг сверкнули.
Фабий полуобернулся, на его багровом лице выразилось крайнее удивление.
— Брут, разве ты не видишь, что он вот-вот растеряет кишки?
— Боишься проиграть?
— Ты меня уговорил, — рассмеялся Фабий, и спорщики пожали друг другу запястья.
Фабиола надула губы и погладила Брута по шее.
— Ты хочешь попусту выбросить деньги? — прошептала она.
Он подмигнул.
— Не стоит недооценивать рыбаков — особенно раненых.
Секутор не мог быстро двигаться, но при нем оставались меч и щит. Сильно хромая, он наступал на ретиария, яростно орудуя мечом и без труда отражая редкие выпады трезубца. «Рыбак» время от времени пытался подобрать с песка сеть, но противник умело отрезал ему дорогу. Ретиарий заметно слабел, ему все труднее становилось сдерживать непрерывные атаки «охотника».
Зрители орали, поддерживая кто одного, кто другого пробника. Естественно, народ склонялся в пользу того из них, у кого, по общему мнению, было больше шансов на победу.
Секутора.
Внимательно следивший за тем, что происходило на арене, Брут сохранял спокойствие в общем безумии. Фабиола вцепилась ему в руку. Ей больше всего на свете сейчас хотелось прекратить варварское зрелище и позволить бойцам остаться в живых.
Заметно слабевший от раны ретиарий двигался все медленнее. «Охотник» же удвоил усилия, пытаясь подгадать момент для нанесения смертельного удара. «Рыбак» громко стонал, кровь струилась у него меж пальцев.
На арене наступила тишина.
Зрители затаили дыхание, ожидая, что секутор вот-вот положит конец схватке.
Внезапно ретиарий открыл рот и уставился куда-то через плечо своего противника. «Охотник», растерявшись, тоже оглянулся — молниеносно, быстрее, чем успело бы один раз стукнуть сердце.
Но и это оказалось слишком долго.
Острия трезубца пронзили ему горло, и одетый в доспехи воин подался назад, широко раскрыв глаза от ужаса. Послышался громкий булькающий звук, меч и щит упали на песок. «Рыбак» быстро выдернул свое оружие. Убитый рухнул на арену. Все сильнее качаясь, но с горящим взором, победитель держался на ногах еще некоторое время, внимая восторженным крикам толпы, а потом рухнул на убитого противника.
Брут не скрывал своего восхищения.
— Это самый старый трюк, какой только знает человечество, — воскликнул он, толкнув Фабия в спину.
Толстяк, заметно расстроенный тем, как обернулось дело, досадливо поморщился.
— Утром отправлю к тебе раба с деньгами, — буркнул он и вновь обернулся к своим соседям.
Фабиола не могла оторвать взгляда от полуживого ретиария, который неподвижно лежал на убитом им секуторе Схватка закончилась, и теперь до него никому не было дела Он был всего лишь рабом.
— Он выживет? — взволнованно спросила она.
— Несомненно, — ответил Брут, похлопав ее по руке. — Лекарей лучше, чем в гладиаторских школах, можно найти разве что в армии. Конечно, придется ему стянуть мышцы и кожу швами по дюжине стежков, но месяца через два этот «рыбак» вновь появится на арене и будет как новенький.
Фабиола улыбнулась, хотя в душе кипела от гнева. Один сильный и смелый мужчина только что умер, а другой был тяжело ранен. Ради чего? Всего лишь для того, чтобы потешить толпу. А когда победитель оправится, ему придется заняться тем же. Такую же жизнь вел Ромул, пока не сбежал из города после драки у дверей публичного дома.
«Брат, ни за что не давайся живым в руки этих дикарей, — молча молила она. — Рим не знает милосердия».
После игр Брут взял ее с собой на Палатинский холм, в дом одного из своих политических союзников. Сенатор Гракх Максим, тесно связанный с Цезарем, пригласил его на пир.
По пути с Марсова поля Фабиола вновь заговорила о триумвирах. Сейчас, когда рядом не было других аристократов, Брут мог свободно говорить на эту тему.
— После смерти Юлии, жены Помпея, отношения между ним и Цезарем сильно ухудшились. Это была трагедия, — нахмурившись, добавил он.
Женщины очень часто умирали при родах. Такая же судьба постигла и единственную дочь Цезаря, что заметно подорвало казавшийся нерушимым союз его с Помпеем.
— Потерю ребенка непросто перенести, — заметила Фабиола, подумав о своей матери.
— Цезаря давно уже нет в городе, и ему нужно, чтобы Помпей защищал здесь его интересы. К счастью, бывший зять пока еще уважает их договоренности, но вечно так не будет.
— Неужели Цезарь так сильно увяз в Галлии из-за волнений? — До Рима дошли вести о том, что подавленные было беспорядки вспыхнули вновь. Молодой вождь по имени Верцингеторикс объединял силы племен под своим знаменем.
— Это ненадолго, — уверенно ответил Брут. — К тому же его легионы таким образом набираются боевого опыта. Тогда как армии Помпея в Греции и Испании разве что в кости играли.
Фабиола постаралась не выдать изумления. Она никак не думала, что до этого может дойти. Власть имущие готовились к гражданской войне.
Носилки остановились, и они прервали разговор.
Фабиоле не доводилось бывать в богатых домах, за исключением виллы Брута и, конечно, дома Гемелла. Резиденция Гракха Максима, как то и полагалось одному из первых богачей Рима, была громадной. Вокруг шла высокая глухая стена, войти можно было лишь через большие деревянные двери, окованные железными полосами. Один из телохранителей Брута постучал в створку рукоятью меча. Дверь сразу же открылась, и они вошли, оставив рабов снаружи. В просторном атриуме Брута и Фабиолу приветствовал управитель с наголо выбритой головой. Он с поклонами проводил их внутрь дома.