Забытый - Москва
Шрифт:
– Тогда не все еще, не все!
– несколько раз загадочно повторил он князю.
Полон повел себя толково. Пока конные гонялись за сторожами, женщины кинулись к колодникам, помогли быстро освободиться. Среди освободившихся нашлись рассудительные (может, тиуны или сельские старосты), которые прекратили суету и бестолочь, собрали женщин и детей в одно место, а часть мужчин отправили ловить коней и добывать сани. Переловили и повязали с сотню литовских сторожей. Так что когда освободители стянулись к центру, к самому большому костру, освобожденные были готовы уже и к походу, и к драке, а если надо, то и врассыпную.
Не мешкая ни минуты, Бобер отрядил командовать освобожденным полоном Гаврилу с тремя разведчиками, приказал грузить на подводы детишек и добычу, сани, которым не хватило лошадей, тащить на руках, быстро уходить по льду Вяземки на Звенигородскую дорогу, а по ней домой. И не дожидаясь, когда уйдет полон, повел отряд назад, к Москве.
* * *
То, что предстало перед их глазами через пять верст, не ожидал даже Бобер. Страшный крик, гвалт, неразбериха - самый настоящий курятник.
Остановились. Постояли молча, озираясь. Бобер оглянулся на князей:
– А?
Те пожали плечами.
– Запрягают...
– проронил Владимир.
– Запрягают, - протянул Бобер и встрепенулся:
– Шило! Поди-ка сюда. Скорей!
Шило подскочил, осадил резко. Бобер пошептал ему что-то. Тот хохотнул:
– Авось не поймут!
– и пустил коня галопом в самую гущу суетящегося обоза:
– Эй, мать вашу! Не суетись! Кто запряг, выводи вон туда, становись! Остальные к ним! Живей пристраивайтесь! Приказ воеводы!
"Приказ воеводы" подействовал неотразимо. У москвичей глаза на лоб полезли: его сразу послушались! И даже успокоились.
С десяток подвод выехало вперед и встало гуськом по дороге. К ним потащили поклажу. Лихорадочно запрягали остальные. А Шило покрикивал, торопил.
Отряд стоял в каких-нибудь ста саженях от передних саней, на белом снегу, плотной массой, но на него, похоже, никто не обращал внимания. Темень, правда, стояла сильная, на небе ни звездочки, низкие тучи, из которых временами начинал сыпать снег, и тем не менее не заметить отряд было трудно. Может, его и замечали, да думали, что свои?
Нашелся, наконец, один здравомыслящий, спросивший:
– Зачем возы-то туда головой? Ведь они, чай, оттуда и...
– Поговори мне, умник!
– взвился Шило.
– А то без тебя не разберутся!
Саней выстраивалось все больше и, наконец, откуда-то сзади к головке обоза подъехала группа в два десятка всадников, один из которых (главный?) сразу начал матерно ругаться в том смысле, что какой тут идиот распоряжается и почему поставил обоз головой к Смоленску. Не найдя разумных контраргументов, Васька не придумал ничего лучшего, как выхватить меч и шарахнуть ругателя по башке. Тот, не успев удивиться, рухнул с коня, а Шило кинулся один на десятерых, истошно заверещав:
– Бобер, выручай!!!
– Ну-так!
– Бобер дернул меч из ножен.
– Вперрред, мальчики! Выручай дурака!
Отряд обрушился на почти уже готовый тронуться обоз, со всеми вытекающими из такого обрушивания последствиями. Хотя все нападавшие и кричали возницам:
– Сидеть в санях! Сиди - не тронем!
– те в переполохе и панике конечно же разбежались за редким исключением. Конных, разумеется, побили. Пеших, попавших под горячую руку, разметали. Но когда отряд прочесал весь обоз и выскочил на стык с войском, Бобер мгновенно все оценил и остановил атаку. Множество костров и несуетливое уже движение около них конных масс показали всю безосновательность дальнейших претензий. Играть с огнем сейчас Бобер не желал. Права не имел!
– Стой, ребята! Давай-ка назад. Обоз вяжи по несколько подвод на возницу. Где возниц не наберете, сами с седел прочь в сани, коня соседу! Уходим к Вяземке.
Через четверть часа обоз, а в нем насчиталось больше трехсот подвод, от забитых до отказа барахлом до почти пустых, потянулся в сторону Смоленска и, все убыстряя ход, исчез в темноте.
Через час, добравшись до Вяземки, подводы, слетев с берега, повернули по льду на север. И как на заказ, как занавес в театре, как прорвался, густо-густо на конных и на пеших, на лес и на берег, на лед, а главное, на дорогу, на следы повалил крупный,тяжелый снег.
* * *
Узнав о пропаже пленных и позорной потере смоленского обоза, Олгерд сразу вспомнил недоброе предсказание Любарта и нехорошо выругался.
"Встанет напротив, да тебя же и по морде". Хотя это еще не совсем по морде, но...
– в том, что это проделка Бобренка, он не сомневался.
"Может, и вправду стоило отдать ему Новогрудок? Да ну! Нет у них сил по морде давать. Нету! И не скоро будут. Однако, цепок. Нигде слабины давать нельзя. Хоть чуть, да укусил, стервец! Надо все время держать ухо востро, от начала и до конца. Как с немцами! Что ж... Будем держать, только и всего".
* * *
...посчитали - прослезились.
Из пословицы.
Громадная, на первый взгляд, добыча отряда, вернувшегося на следующий день к кремлю, изрядно приободрила (а поначалу просто привела в восторг) москвичей. "Вот мы вас как! Даже в таком положении! И мы кусаться можем!!" Не будь этого маленького успеха, совсем можно было бы приуныть. Особенно подавленным, когда стали выявлять и считать потери, оказался Великий князь. Опытные в таких делах бояре заранее прикинули убытки, смирились и уже пообвыкли. А он, по молодости и неопытности не задумавшись заранее, надеялся, что обойдется как-нибудь.
Не обошлось. Окрестности Москвы (в радиусе теперешней кольцевой дороги) были выметены начисто. Даже Бобер удивился такой сноровке - ведь три дня всего простояли! Так что возвращенный полон (около 4 тысяч) стал казаться не столько добычей, сколько обузой: его надо было накормить, одеть и пристроить как-то зимовать.
От Костромы, Ростова, Владимира, Дмитрова потянулись звакуированные их тоже приходилось обустраивать. Что же касается западных уделов: Можайска, Звенигорода, Волоцка - там вообще камня на камне не осталось.