Забытый - Москва
Шрифт:
– Ну-ну! А ты-то уж?.. Не можешь ее уболтать, успокоить? С твоим-то красноречием. Ты мне скажи, как дальше-то будешь. Женишься или опять так?
– Э-э! Ведь ты мое положение знаешь. Наладишься жениться, всплывет, что я монах. Возьмутся расстригать, с женитьбой большой вопрос, ведь я уж был женат, сраму не оберешься. Да и на тебя пятно, скажут - кем он себя окружил... Пущай уж, наверное, так пока... А? Как думаешь?
– Мне-то что! Мне ты такой сподручней, на подъем легче.
– Ну насчет "подъема" ты не сомневайся. За тобой я в каком хошь виде поднимусь.
Подошел Ефим:
– Здрав будь, князь! Как доехал?
– Здорово! Доехал хорошо. Как вы здесь, как хозяйство?
– Хозяйство - грех жаловаться. Все на месте, все в порядке, и запасено, и прибрано.
– А если сейчас в поход?
– не удержавшись, Дмитрий подмигнул монаху. Но Ефим и бровью не повел:
– Скажи, какой обоз, я к утру снаряжу.
– Так-таки и к утру?!
– смеется Дмитрий.
– Снарядит, - урчит монах, - это такой... черта запряжет.
В улыбке Ефима смешиваются радость и самодовольство:
– Баня готова, князь. Сегодня, как нарочно, топили для других дел, а тут ты. С кем пойдешь?
– С отроками, с кем же еще. Они у меня иззябли, устали.
– Отроки уже моются давно, у них своя баня.
– Во как!
– Вот так!
– смеется монах, тут тебе не у Константиныча в Нижнем. Княгиню ждать не надо, не до бани ей теперь в таком положении...Я могу составить тебе компанию, так уж и быть.
– Ну, если на полке меня не уморишь...
– Ладно-ладно, а то как перед Любой отчитаюсь? Да и быстрей надо, она ведь уж скоро подъехать должна.
И Дмитрий об одном только подумал и пожалел: "Если б знать! Верных полчаса еще мог с Юли кувыркаться!"
* * *
Пар бодает в потолок.
Ну-ка, с ходу на полок!
А. Твардовский
В бане с отцом Ипатом разговаривать о чем-либо было совершенно бесполезно. Он ревел быком, визжал свиньей, катался с пола на полок и обратно, и единственное слово, которое из него время от времени исторгалось то с ревом, то с визгом, было: наддай! Плескал ли Дмитрий на каменку, хлестал ли его веником, поливал ли из ковша чуть ли не кипятком, он орал одно:
– Наддай, сыне! Наддай!
Измочалив об него два веника, замучившись, обессилев от жары, Дмитрий махнул рукой. Окатился холодной водой, выскочил в предбанник, схватил огромный рушник, стал вытираться. И сразу как из-под земли возник Ефим со жбаном кваса:
– А ну, княже, прими! Княгиня прикатила, ждет - не дождется, а вы тут...
– Да с этим боровом как свяжешься... Ух, спасибо те, Ефим! Каков квасок! У-у-у, крепче меда.
Между тем монах, лишенный поддержки, затих и скоро вывалился в предбанник, кряхтя и вздыхая:
– Эх, слабаки! Никак себе компанию подходящую не подберу. Даже здесь! Думал: раз пьют как лошади, значит уж в бане-то могут. Нет, не могут! Слабаки!
– хватанул квасу прямо из кувшина так жадно, что пролилось на брюхо, и начал одеваться.
* * *
Люба не утерпела, перехватила на крыльце. Кинулась на шею, прижалась холодной, еще пахнущей морозом, не успевшей согреться щекой, прижалась всем телом, замерла. Он притиснул ее к себе сильно и ощутил большой - как бы отдельно живущий, даже, кажется, шевелящийся!
– живот, поцеловал пониже уха, шепнул:
– Ах ты, лапа моя! Как я соскучился!
– А уж я!.. Я ведь не думала, не чаяла, не ждала. Ты прямо как... Как к Рождеству подарок!
– и еще крепче прижалась.
– Ну, к Рождеству-то я тебе подарок привез другой. Пойдем, а то простудишься еще. Рассказывай.
– Пойдем. Ох, Митя, мы тут... Не знаешь уж, с чего начинать. Не на один вечер разговору.
– Вот и хорошо.
В повалуше поднялись навстречу Алешка, Гаврюха, Иоганн. Дмитрий обнялся с каждым:
– Ну как вы тут без меня? Не разленились? Иоганн, ты невесту-то подыскал? Пора.
– Меня невеста на паперти, среди убогих, дожидается, - спокойно улыбается Иоганн.
– Дурачок, мужчине красота вовсе не обязательна. Уж ты-то должен это понимать. Ничего, сам не хочешь, мы тебе сыщем. А вы чего?
– Чего?
– не понимают Алешка с Гаврюхой.
– Где Айгуль, Люцина?
Бравые разведчики смущенно опускают глаза.
– Айгуль теперь не Айгуль, а Галя. Привет тебе шлет, а сама не может, тяжела.
– И Люцина тоже, - вздыхает Гаврюха.
– Ага! Так вот вы где разведку ведете!
– смеется Дмитрий.
– Что ж, и это неплохо. Ну, за стол?
– Все готово!
– выворачивается опять как из-под земли Ефим.
* * *
Когда уселись, Дмитрию бросилась в глаза перемена: Юли с нижнего конца стола пересела под самую княгиню, оттеснив даже Иоганна, а ее место занял Ефим. Он командовал слугами молча, только жестами, и те, видно, прекрасно его понимали, двигались бесшумно, ловко, почти незаметно.
"Забирает под себя хозяйство-то. Напорист жид, во все щели влез, не лопухнуться бы с ним. Надо Юли порасспросить, да сказать, чтоб посматривала..."
В святки на еду ограничений нет, и стол поражал не обилием (обилен он был, забит до отказа, всегда), а разнообразием. Сейчас на нем стояли только закуски, и столько их было, что Дмитрий, присматриваясь внимательно и долго, так и не уловил, есть ли на столе хотя бы два одинаковых блюда. К неисчезающим ни в какой пост рыжикам, груздям, опятам и прочему в разных видах, к икре черной и красной, вязиге, красной и белой рыбице, прикрошкам и присолам прибавилось несметное количество закусок мясных: копченая гусятина и свиные окорока, ветчина и студень, всяческие маринады, почки, печенки, мозги и прочее, и прочее, и прочее.