Зачарованная
Шрифт:
– Ройбен, положи конец этой болтовне, или же это сделаю я! – потребовала Летняя королева. – Я проявила достаточно терпения. Тебе давно уже пора вернуться домой.
Голос Ройбена был негромок, но когда беловолосый фейри подошел к Кайе, слова его разнеслись над всем бру:
– Я дома, госпожа. Прикажите своему воину опустить оружие, и я позволю вам покинуть Зимний Двор живыми и невредимыми.
По толпе придворных пробежал шепот.
Кайя стояла, не в силах вымолвить ни слова. Никневин хорошо использовала Ройбена – должно быть, куда лучше, чем полагала сама. Она приблизила его
Никто не осмеливался бросить ему вызов.
Королева подняла тонкие брови:
– Как ты смеешь?
Сестра Ройбена с умоляющим взглядом сделала шаг вперед, но ничего не сказала.
Ройбен обвел глазами Двор и глубоко вздохнул. А затем заговорил:
– Слушайте меня и знайте условия предлагаемого мной договора. Вольные фейри получили семь лет свободы, но семь лет пролетят в мгновение ока. Придите ко мне теперь, Зимние и Вольные равно, и я дарую вам весь Самэйн. Свободу от сумерек до рассвета на веки веков.
Кайя видела, как несколько Зимних придворных вспрыгнули на помост. Они не приближались к Летним, однако их зубастые пасти угрожающе ухмылялись.
Королева гордо выпрямилась.
– Полагаю, мой рыцарь, вскоре ты поймешь, что захватить королевство куда легче, нежели удержать.
С этими словами она развернулась так резко, что подол ее переливчато-синего плаща очертил круг на пыльном полу. Вслед за ней повернулись к выходу ее рыцари и придворные. Одна Этайн колебалась.
Ройбен покачал головой.
Силариаль оглянулась и, заметив неуверенность Этайн, приглашающе распахнула свой плащ. Сестра Ройбена позволила обнять себя и увести прочь вместе с остальным Летним Двором. Она не видела ни жестокой улыбки, играющей на губах королевы, ни взгляда, которым та обменялась с Ройбеном поверх головы его сестры.
Когда последний Летний придворный покинул зал, Ройбен, самопровозглашенный король Зимнего Двора, едва не упал на свой трон. Кайя улыбнулась ему, но он не смотрел на нее. Взгляд его пепельно-серых глаз устремился куда-то в полумрак бру.
Корни по-прежнему продолжал хохотать.
Небольшой зал для траурных церемоний был отделан в викторианском стиле: резная мебель из темного дерева, стены затянуты темным вытершимся бархатом с рисунком из темно-красных геральдических лилий. Здесь присутствовали одноклассники Дженет, которых Кайя почти не помнила. Кении, Пончик, Марк и Фатима сидели вместе и постоянно перешептывались, даже когда говорил священник.
Во время всей заупокойной службы Корни держал Кайю за руку. Его холодные потные пальцы сжимали ее руку так, что было больно. Он не плакал, даже когда Кайя не могла сдержать слез, однако выглядел бледным и измученным, а черный траурный костюм еще больше это подчеркивал. Каждый раз, когда Кайя бросала взгляд на синеватый кровоподтек у него на щеке, эта отметина казалась ей все более неуместной и даже непристойной.
Мать Кайи жутко испугалась, считая, что Кайя тоже погибла… Эллен даже решила не переезжать
Дженет лежала в гробу красивая словно картинка: рыжие локоны, алые губы. Офелия в цветах, все названия которых знал, наверное, только Ройбен. Кайя чувствовала запах химикалий, которыми обрабатывали покойную Дженет, и пробивавшийся сквозь них смрад разложения. Подойдя ближе к гробу, она едва не задохнулась, однако коснулась холодной, непривычно твердой руки Дженет и положила в гроб свой дар – флакончик голубого с блестками лака для ногтей.
Глядя на тело сестры, Корни продолжал мертвой хваткой цепляться за руку Кайи.
Когда церемония завершилась, Кайя и Корни еще некоторое время стояли снаружи, ожидая, пока его мать не попрощается со всеми родственниками.
– Ах да, я почти забыл, – тихо произнес Корни. – Перед тем как мы приехали сюда, мама останавливалась у магазина. Я тоже зашел, чтобы купить сигарет. – Он залез во внутренний карман своей кожаной куртки и вытянул несколько трубочек с разноцветными полосками на прозрачной обертке. – Это букет «Волшебных палочек пикси».
Кайя улыбнулась.
– Тебя, наверное, следовало бы поблагодарить.
– Уже, – коротко ответил он. – Вот смотри – разгрызаешь леденец, а внутри настоящий волшебный порошок. Сахарная пудра с лимонной кислотой. На вкус просто ужасно.
Кайя фыркнула, и Корни тоже рассмеялся странным, отчаянным смехом, улетевшим в ночное небо.
– Что ты собираешься делать теперь? – спросила девушка.
– Не знаю. Черт, мне еще предстоит переварить все, что я уже наделал.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду… но ты же знаешь, что это все не твоя вина?
– Если не считать того, что было в конце… ну, с ножом.
– И даже это. Может быть, в особенности это.
– В следующий раз… Кайя, я никогда больше не буду беспомощным. Чего бы это ни стоило, – сказал Корни.
Кайя с облегчением увидела, что взгляд его посветлел.
– Что ты хочешь этим сказать?
Он только сильнее сжал ее руку и, помолчав несколько секунд, спросил:
– А как насчет тебя?
Кайя пожала плечами.
– Я не говорила, что умею превращать листья в деньги?
– Д-а-а? – переспросил он, подняв брови.
Его мать подошла к ним вместе с несколькими родственниками, и Корни наконец-то отпустил ладонь Кайи и сел в машину. Рука ее была горячей и влажной, и когда ночной ветерок коснулся кожи, девушке показалось, что он леденит ее сердце.
Последний участник церемонии покинул погребальную контору, и служащий запер дверь. Кайя перешла улицу, направляясь к таксофону перед супермаркетом. Она позвонила матери и уселась на тротуар рядом с пластиковой лошадью, которая раскачивалась, если бросить в приемное устройство монетку. Неоновый свет вывески, запах подгнивших овощей, шуршание пластиковых пакетов по асфальту пустой стоянки – все это было настолько обычным, что Кайя наконец отрешилась от событий двухдневной давности.