Зачарованный книжник
Шрифт:
— Воистину христианское милосердие! — воскликнула послушница, но тут же осеклась, напуганная собственной дерзостью.
— Это не милосердие, — улыбнулась Гвен, — скорее — избавление от хлопот, доставляемых врагами.
— Все же милосердие, если учесть, что топор палача стал бы более простым и быстрым решение проблемы, — возразила сестра Патерна Теста, испытующе глядя на Гвен.
— Увы, здесь есть нюансы, о которых мне не хотелось бы говорить, — вздохнула Гвендолен. — Скажите, сестра, отчего это время затягивает телесные
— Оттого, что его не лечат должным образом, — быстро ответила монахиня и широким жестом пригласил гостью войти внутрь.
Гвен проследовала за настоятельницей через ворота, через монастырский двор к главному зданию.
— Вы, наверняка, знаете, — сказала сестра Патерна Теста, — чтобы излечить раненого воина, необходимо вырезать из плоти угодившую в него стрелу, а рану увлажнить целебным бальзамом и перевязать.
— Да, конечно.
— Тогда со временем нарастет новая плоть, и рана зарубцуется. Также лечится и больное сознание: то, что ранило его, надо удалить, наложить бальзам и припарку.
— Я уже испробовала бальзам, который у меня имелся, но… — нахмурилась Гвен.
— Не беспокойтесь, у нас свои средства, — заверила ее монахиня. — И, кроме того, удален ли наконечник стрелы?
— Но как же можно вытащить то, чего не видишь? — медленно проговорила Гвендолен.
— Ага, и даже наверняка не знаешь, есть ли оно там, — кивнула настоятельница. — Мы расскажем вам об этом, миледи, но позже… А сейчас — вы, должно быть, устали и проголодались после долгого пути. Не угодно ли разделить с нами трапезу и немного отдохнуть под нашим кровом?
Трапезная представляла собой длинную залу с кремовыми стенами. На дальней стене располагалось простое распятие и картина, изображавшая двух женщин в крестьянской одежде. Одна из них, помоложе, держала на руках ребенка. От вида другой женщины молоко могло бы скиснуть, если б не ее улыбка. Она была такой теплой и доброжелательной, что заставляла забыть об уродстве хозяйки. Других украшений в помещении не было, если не считать чистоты и солнечного света, лившегося через огромные открытые окна. Вся атмосфера была напоена светом и радостью.
Сестра Патерна Теста прочитала благодарственную молитву. Как только отзвучало ответное «Аминь», разговор распался на отдельные легкие беседы там и сям.
Пара монахинь и две молодые послушницы поднялись и вышли из комнаты. Вскоре они вернулись с подносами, нагруженными простой, здоровой пищей.
— Надеюсь, наше общество вас не обременит, миледи, — сказала сестра Патерна Теста, приступая к похлебке.
— Ну, что вы, присутствие в вашем доме наполняет меня таким миром и покоем, — ответила Гвен. — Но скажите, кто эти дамы, изображенные на стене? Насколько я понимаю, одна из них уж точно не Святая Дева.
— Да, вы правы, — улыбнулась мать настоятельница (невзирая на все заверения, Гвен про себя продолжала называть ее именно так). — Она была простой крестьянкой, миледи. Одинокой и, к тому же, с ребенком на руках! И это в столь юном возрасте, ведь девушка была гораздо моложе, чем на этом изображении!
— Она была одной из основательниц вашего ордена? — осенило Гвен.
— О да! Она и Клотильда — да будет благословенно ее имя! — наша мать, источник нашего сострадания и силы.
Сестра Патерна Текста уселась поудобнее и начала излагать Гвен историю их ордена.
Утро началось с хлопка, достаточно громкого, чтоб вывести Грегори из транса. Потревоженный юноша медленно обернулся, чувствуя, как ускоряются и набирают силу процессы метаболизма в его организме. Однако тревога была ложной — это всего-навсего Джеффри.
Шум произвел вытесненный им воздух. Странствующий рыцарь шагнул вперед со своей привычной ухмылкой.
— Утро доброе, братец!
— Доброе, — согласился Грегори. — Спасибо, что пришел помочь мне.
— Мог бы явиться и пораньше, — проворчала Корделия, поднимаясь со своей походной постели. — Но так или иначе, доброе утро, наш неторопливый брат.
— Ха! Если б я поторопился, — возразил Джеффри, — Ртуть была бы очень расстроена, и ты же бранила бы меня за недостаточную галантность!
Хотя замечание было резонное, Корделия не желала сбавлять тон, тем более, что она прекрасно знала, какие именно радости извлекали Ртуть и ее брат из совместного времяпрепровождения. Поэтому девушка спросила с прежним суровым видом:
— Ну как, Джеффри? Попробуем сделать любовника из нашего семейного аскета?
— Поглядим, стоит ли игра свеч, — пробормотал в ответ Джеффри, направляясь к спящей Финистер.
Он взглянул на девушку и присвистнул от изумления.
— При такой-то наружности она еще маскировалась!
— У девушки заниженная самооценка, — пояснила Корделия.
— Да уж, чересчур заниженная, если она не отдает себе отчет, насколько хороши ее лицо и фигура!
— Видишь ли, успех у мужского пола она относила за счет своего проецирующего таланта, — продолжила сестра. — Ей казалось: мужчины падают к ее ногам исключительно благодаря гипнозу.
— Ну, может быть, в этом что-то есть, — признал Джеффри.
Он обернулся к младшему брату.
— Даже ты, со своим культом холодного и незамутненного разума, подпал под ее чары!
— Не буду отрицать, — вздохнул Грегори. — Но, по крайней мере, причиной тому — не ее формы. Поверь, мне довелось наблюдать столько ее обличий, что я и не знал, какая же она на самом деле.
— Да, пожалуй, — согласился его брат. — Ну, и как же тебе подлинный облик этой красотки?
— Он лучше любого из тех, что она сочиняла себе.
Джеффри выразительно поднял брови.