Зачем мы вернулись, братишка?
Шрифт:
– По-разному. Думаю, что меры политического, дипломатического и военного порядка, предпринятые правительством Республики Афганистан и нашим руководством, поставили боевые формирования оппозиции перед определенными реалиями…
– За рубежом вывод войск из Афганистана сравнивается с эвакуацией из Сайгона. Ваше мнение на этот счет?
– Мне довелось быть в составе колонны, которая выходила из Джелалабада пятнадцатого мая прошлого года, прошел с нею через Кабул, сюда на мост Дружбы. Не думаю, что специально для этой колонны были организованы такие проводы. Ведь дороги на всем протяжении были буквально усыпаны цветами, на лицах людей светились улыбки…мы помогали решать многие проблемы экономического,
«– Раз… Раз… Должно хватить. Утром свежие вставлял. «Наш собеседник – начальник штаба части полковник Владимир Долич… Долич. Дмитрий-Ольга-Леонид…»
– Ваша часть одной из последних покидала Кабул. Какие задачи в связи с этим были возложены на нее?
– Одна из задач – обеспечение подвоза продовольствия для Кабула, передача застав афганской стороне, гарантировать безопасность прохода наших колонн. Ну и самим выйти.
– Не было ли у ваших подразделений стычек с вооруженной оппозицией во время передачи застав?
– Были. Не раз приходили, нагло требовали: отдайте, мол, нам. Естественно, об этом не могло быть и речи. Все имущество, инженерное оборудование передавалось только представителям вооруженных сил Республики Афганистан. Мятежники противодействовали этому. Обстреливали. Порой тысячными толпами накатывались на заставы.
– Чем вооружены отряды оппозиции?
– Самым современным оружием. То, что у нас, то и у них. Тут уже другой вопрос. Мы-то все передавали афганской армии, а отдельные ее представители бросали оружие. Вплоть до того, что переданные афганской стороне танки и бронетранспортеры попадали к «духам». В афганских частях не находилось механиков-водителей, а мятежники, смотрим, уже на танках раскатывают, на бронетранспортерах, на БМП… С Саланга мы уходили, нас пытались обвинить в том, что мы не передаем технику. Но вот я сам свидетель, последним уходил с Саланга: стоят наши танки в снегу, брошенные, с полными боекомплектами, исправным вооружением. Все брошено…
– Знаю, под Кабулом, где стояла ваша часть, у вас был прекрасный военный городок. Вы его передали?
– Все передали по акту, все имущество, только тронулись колонной, как в городке началось разграбление. Тащили кондиционеры, холодильники, телевизоры… Обучали афганцев управлению всем хозяйством. Но это порой было такое обучение: мы их «за уши» тянем, а они разбегаются тут же. Только ушли: с дизельной разбежались, с хлебопекарни тоже. Последняя перекачка горючего шла, ее обеспечивал один из наших батальонов, охранял трубопровод. Горючее шло для афганских самолетов. Так, при мне заезжали машины, разливали керосин по бочкам. Не для самолетов, а все пошло по кишлакам.
– Были провокации на маршруте со стороны мятежников?
– Были… Зайдут со стороны кишлака, обстреляют заставу в надежде вызвать ответный наш огонь по населенному пункту. Но был приказ: на такие провокации не поддаваться.
– Верно ли, что в Афганистане наш солдат мог за бесценок у местного населения приобрести наркотики?
– Можно было и не платить. «Духам» было бы очень выгодно, чтоб наши ребята стали наркоманами. Но такого не произошло.
– Что вы скажете об отношении к вам здесь, на советской земле, в первые дни?
– Самое обидное то, что мне сейчас офицеры пожаловались: выгоняют из гостиницы тех, кто успел устроиться. Места нужны для иностранных корреспондентов. Родина встречает, а из гостиницы выгоняют. Опять парадность в моде? А здесь ни воды, ни света, половину офицерского состава опять в казармах разместили. Опять горят костры афганские, сами себе готовим еду…»
(Запись обрывается.
«…я точно узнала, что он там, за мостом. Нашла его друзей, они в госпитале лечились, тоже пришли встречать. Друзья мне сказали: «Мы вашего Иванова поймаем». Увидели его, остановили машину. Он басит: «Мам, наверное, нельзя в кабину». А я тут с кефиром, яблоками, печеньем, гостинцами. Говорю ему: «Двигайся, а то сейчас весь кефир вылью тебе на голову»… Я своего сына больше в Афганистан не пошлю. Я на военных богу молилась, думала, что самые порядочные люди. Оказалось – разные… Льготы? «Афганцев» из очередей гонят. Говорят: «Какие у вас льготы, вы ездили в Афганистан деньги зарабатывать»… С жильем тяжело им приходится…».
НЕЗРЕЛЫЕ МЫСЛИ
Акбар с немалым облегчением отложил наушники. В розовой дымке выполненного интернационального долга чернели и чадили «головешки-говешки». Но все же закончилось, нет смысла во лжи? Зачем? Он уставился на неровные, торопливые строчки: «…Мы ничего не скрывали в Афганистане…Представители крупнейших агентств мира имели возможность быть там, где хотели… Мы не ставили перед собой никаких военных целей, к примеру разгромить вооруженные формирования оппозиции… Кундуз, единственный пример, был захвачен. Там оппозиция показала свое звериное лицо. Пострадало только мирное население. Но афганская армия его опять вернула… Армия выполняла не только боевые задачи, и не столько боевые… процентов шестьдесят приходилось именно на миротворческие. Дороги на всем протяжении были буквально усыпаны цветами…»
Ух, как густо! Кого же до последнего дня гвоздили? А Кундуз развалила та сотня моджахедов, что вошла в городишко без выстрелов? Афганская армия? Да она вместе с царандоем и всеми властями тут же перешла на сторону «духов». Нет, Кундуз размолотили с воздуха «шурави». И с аэродрома командовали генералы сороковой армии. И вошли первыми в этот глиняный хлам тоже наши. Значит, генералов «поздравляем соврамши». Ну, это обычное дело. Интересы государства! Правда об афганской армии, вот она: «…бросали оружие. Вплоть до того, что переданные афганской стороне танки и бронетранспортеры попадали к «духам»… вот я сам свидетель, последним уходил с Саланга: стоят наши танки в снегу, брошенные, с полными боекомплектами, исправным вооружением. Все брошено…»
Итог выплаты интернационального долга? Господи, ведь так и узаконят совершенно издевательское определение – «воин-интернационалист»! Но и «афганец» не лучше. Это уж точно в кавычки брать придется… Впрочем, истинное величие Родины в том, что дерьмо вождей отмывается кровью патриотов. Как там у Маяковского: «Отечество славлю, которое есть…» Сказал и застрелился, наверное, от любви. И не так уж много, по родным меркам, тридцать тысяч убитыми и калеками за десять лет. Афганцы? А кто их считал? Нет, конечно, когда-то предъявят и кишлаки раздолбанные, и могилки безымянные. Армяне сколько лет туркам не прощают. И не простят. А турки – курдам. О своих лучше молчать! Вон, в Киеве памятную доску Шамилю повесили. Толковый был мужик, с русскими колонизаторами боролся. Это потому, что Бандеру пока нельзя увековечить. Так и живем…
Мысли «незрелые», бесплодные, паскудные, непечатные… Аллахвердиев потянулся к тумбочке. Горькую пилюлю следовало немедленно запить. Клин – клином. Водка – лекарство, но только от страха. Даже от простуды не лечит. Настоящие алкаши – жертвы страха. Это было, прибывал офицер в Афган и начинал жрать с утра до ночи. А какой с пьяного спрос? Солдату тяжелее приходилось. Кто ж ему столько водки даст?
Акбар налил четверть стакана, потом, после секундного раздумья, добавил пару «булек», полстакана – два глотка, но выпить не успел. В дверь сильно толкнулись, и послышался хриплый баритон: «Акбар! Эй, комсомолец на пенсии, открывай. У меня руки заняты. Акбар, ты здесь?»