Зачет по выживаемости
Шрифт:
Горовиц улыбнулся и проводил взглядом молодую секретаршу Шейхмана.
Если бы меня в нескольких словах попросили набросать портрет Горовица, я бы, пожалуй, сравнил его с падшим ангелом кисти Дюваля. Блестящий эрудит, неутомимый рассказчик. Я подозреваю, что он был еще и неутомимым половым партнером, потому что его постоянно провожали и встречали какие-то длинноногие яркоглазые девицы, разные чуть ли не каждый день.
Когда я спросил его об этом, он рассмеялся. Смех у него был раскатистый, как у ангела-громовержца.
— Ах, Нерт, вам можно только позавидовать, — и было непонятно, говорит он
За сутки до старта состоялась небольшая пресс-конференция, отчет о которой должен был занять место (четверть полосы, не больше) на одной из последних страниц «Дейли Миррор». Каково же было мое удивление, когда я прямо вначале пресс-конференции узнал, что вместо Майкла Мора на борт «Лидохасса» поднимется женщина-контактер Сара Безансон. Ее тут же представили присутствующим: невысокая, с правильными чертами лица мулатка, она довольно холодно кивнула после представления Шейхмана и тут же села, не проронив ни слова до самого окончания конференции.
Я хорошо запомнил заключительное слово Шейхмана. Резкий голос с немецким акцентом больше похож на карканье.
— На Земле «Лидохасс» ожидают только с информацией, — каркает Шейхман, — Даже если случится маловероятное, и планетарные зонды погибнут, сломается грузовой зонд, капитану Линдею запрещено сходить с околопланетной орбиты и приземляться. Никаких попыток спуститься над планетой ниже тысячи километров. Если же через месяц «Лидохасс» не вернется… — тут Шейхман сделал паузу. Человеку, мало-мальски наделенному воображением, в этой паузе могло послышаться все, что угодно: от криков о помощи до хруста ломающихся костей.
— …К Чарре отправятся еще два звездоскафа. Один из них — спасательный рейдер, а второй — беспилотный гиперпространственный зонд, запрограммированный на полет к альфе Эридана и съемку Чарры с расстояния сорок тысяч километров, после чего он ляжет на обратный курс к Земле.
Последним выступил заместитель директора Дальней Космической Разведки Игорь Лазарев, «мистер нет», фигура, скорее, легендарная, чем реальная: седой как лунь, старик лет под девяносто, отнюдь не согбенный, как я представлял, с юношеским изгибом спины и прозрачными, почти бесцветными глазами. Всю пресс-конференцию он отмалчивался, а в конце поднялся и сказал примерно следующее:
— Первая экспедиция на Чарру поставила перед Центром вопрос: достаточно ли мы компетентны для исследования подобного мира? За двадцать шесть лет несколько раз принимались проекты повторных экспедиций и отклонялись. Мною. Как считают некоторые, без особых на то причин.
Мартин Шейхман сделал движение, словно хотел возразить, но в последнюю секунду сдержался.
— Изучение подобной планеты для отдела ксенологии было бы сущим раем, но… Мы, наверное, преждевременно встретились с этим миром. Об этом можно судить лишь по косвенным признакам. Например, побочные эффекты контакта с Чаррой мы не можем удержать под контролем, более того, не можем выяснить, откуда исходят эти артефакты и в чем причина. У всех людей, приземлявшихся на Чарру, обнаружены необъяснимые провалы в памяти. Это касается и первой экспедиции и стажеров, которые об официальном запрете на исследование ничего не знали. При углубленном ментоскопировании немых зон мозга выяснилось, что ни на какой
Надеюсь, возвращение «Лидохасса» принесет ответы на часть вопросов. Одним словом, я хочу пожелать экипажу удачи.
После пресс-конференции Игорь Лазарев пригласил меня к себе.
Наступил уже довольно поздний вечер. Кабинет Лазарева был освещен лишь настольной лампой. За широким окном в полстены открывались огни космодрома: зеленые и алые вспышки на фоне звездного неба. С пронзительным свистом прошел на посадку лунный транспорт.
Некоторое время прозрачные глаза «мистера нет» изучали мое лицо почти с детским любопытством. А потом он сказал:
— Я смотрел ваше личное дело… Можно я вас буду называть просто Нерт? Капитан — звучит слишком официально. Ведь вы мне годитесь в сыновья, даже во внуки, — сухая протокольная улыбка, — Вам тридцать лет, Нерт, и вы уже пилот экстра-класса. К пятидесяти годам вы можете сделать отличную карьеру в Косморазведке. — Говорил он с длинными паузами, словно раздумывал по ходу, а стоит ли продолжать?
Я постарался придать лицу неопределенное выражение. Не нравится мне, когда высокое начальство вдруг приглашает к себе в кабинет, начинает называть тебя по имени и делать неопределенные намеки относительно карьеры.
— Я кое о чем умолчал на пресс-конференции. Зачем журналистам знать все? Может возникнуть нездоровый ажиотаж… Это не наш стиль работы. — Лазарев подошел к бару и, достав бутылку минеральной воды и два стакана, налил, не спрашивая, мне и себе. — Джомолунгма, — пояснил он, отхлебывая из своего стакана. — Пейте, Нерт, вам понравится.
Я кивком поблагодарил.
Лазарев снова замолчал, потом в конце концов, наверное, решил, что не стоит останавливаться на полпути, перестал ощупывать глазами мое лицо и, откинувшись в кресле, вытащил из ящика стола несколько тонких листов бумаги.
— За двадцать шесть лет к Чарре было направлено семнадцать роботозондов. Можете представить себе примерную стоимость программы. Семнадцать гиперпространственных роботозондов, — Лазарев пожевал губами. — А результат… Вот он, на этих нескольких листочках. Все зонды сгорели в атмосфере Чарры. Если бы это была одна или две аварии, можно было списать на случайность. Честно говоря, я думал, что приземлиться на Чарру больше не удастся ни одному кораблю. И вот, в прошлом году эти стажеры… — Лазарев снова замолчал.
Вранье, оказывается, это было про преждевременные проекты. Вполне может статься, что и сейчас «мистер Нет» кое-чего не договаривает. Например, действительно ли все эти семнадцать гиперпространственных зондов были беспилотными?
Очевидно, некоторое сомнение отразилось на моем лице, потому что Лазарев протянул мне через стол листки с отчетами.
— Пожалуйста, ознакомьтесь, Нерт.
Пока я ознакамливался, Лазарев встал и, повернувшись ко мне спиной, подошел к окну.
Да, крепкий старик. Непоседа. Если я доживу до его лет, вряд ли у меня возникнет желание во время бесед вскакивать, идти через весь огромный кабинет к окну, чтобы полюбоваться на огни космодрома, которые я уже видел тысячи раз. Лежмя я буду лежать, вот что я буду делать. В колумбарии, по всей видимости. В виде пепла.