Зачистка. Роман-возмездие

Соловьев Владимир Рудольфович

Кстати, о запахе. Я вам сейчас расскажу одну маленькую историю, а тем временем кое-что сделаю. Готовы? Итак, случилось это в 1980 году. В Москве шла Олимпиада. Я был тогда очень молод и весьма игрив. Решил пригласить девушку, в отношении которой имел очевидные плотские планы, на спортивное соревнование. Билеты удалось купить только на тяжелую атлетику — зато на первые ряды. Я-то, по театральным аналогиям, подумал, что это хорошо… О, Боги-Олимпийцы! Покарайте меня за наивность! Что они и сделали.

На первых рядах сидели только мы вдвоем. Запахи и звуки, издаваемые спортсменами при поднятии тяжестей, оказались столь ужасающе разнообразны,

что девушка вытерпела эту атлетическую симфонию лишь несколько минут, после чего судорожным движением прижала к лицу носовой платок и бросилась вон из зала — и из моей жизни.

Ну что ж, пока я развлекал вас легким трепом, мне удалось осмотреться и убедиться, что киллеры и их заказчик покинули точку. Наступила секунда затишья перед тем, как начнется сумасшедший дом и сюда, на правительственную трассу, понаедет весь цирк с мигалками, оперативными группами, журналистами, репортерами и вездесущими зеваками. Этой самой секунды мне хватило, чтобы аккуратно подняться, достать ТТ и вложить его в руку ближайшего ко мне трупа. Ну вот, теперь он выглядит как порядочный киногерой, а не как разорванная пулями туша крупного рогатого скота.

Все манипуляции пришлось производить предельно аккуратно — как-никак, кровищи и прочего человеческого материала вокруг было многовато, а пачкаться да следы оставлять я не люблю. Все. Быстро вышел. Хорошо, что машину я всегда паркую чуть в отдалении от точки, так что глаза свидетелям не мозолит. Сел, завел. Домой.

Отличный денек получился. Такая «понимаш-ш-шь, загогулина» нарисовалась, что дело об убийстве «авторитетного предпринимателя Виктора С.» теперь является фрагментом новой криминальной войны. Ведь оружие убийцы оказалось на месте кровавой разборки — а раз так, то наверняка там же лежит и его труп. Ну а остальное вы и сами в состоянии домыслить. Журналисты во всех подробностях опишут, что и как могло произойти и какой Дед с каким Молодым за какого Жору вписался. Похоже, рубка намечается жуткая — ведь вместо двух участников теперь появился и третий. А мне каждый выстрел в строку. Вот уж когда одна мразь другую изводит, я точно не переживаю и сплю здоровым сном ребенка. Ну разве что бег бередит мою совесть.

Ну вот, я ведь так ничего и не рассказал вам про бег! Сами видите — все время что-нибудь отвлекает.

Глава 5

Кто я? Простой московский житель. Родился и вырос в лучшем городе мира. Нас, москвичей, не любят. Как понаедут сюда, так и давай не любить. Командуют, перестраивают, переносят, строят, разбивают, а Москва все терпит и остается собой. Но мне безразличны злобные завывания завистников. Да, я москвич. И совсем не маменькин сынок, хотя и хорошо образован и воспитан. Легко могу поддержать великосветскую беседу до, после или вместо зачистки.

И, пожалуйста, не надо искать в моем прошлом трагические страницы, убитых родственников и предательство армейских друзей. Я и в армии-то не служил. Не косил, но и не рвался: была в институте военная кафедра, и этого хватило за глаза.

Нет, я не садист. Кошек не мучил, птиц не стрелял. Друзья всегда были, и девушки любили и любят. Пожалуй, единственное, что отличает меня от многих, — безразличие. Я не слишком эмоционален. Чужая боль и переживания меня волнуют, но не сводят с ума. Я всегда просчитываю варианты. С детства. И с детства же совершенно не боюсь смерти.

Мне было лет десять,

когда завязалась какая-то буча во дворе. Меня зажали в угол ребята лет на пять старше, и я вдруг очень ясно понял, что не боюсь. Страха не было вовсе. Было осознание, что если боль окажется ужасной, то я попросту отключусь и ничего не почувствую, а если и умру, то прикольно узнать, что будет дальше. Тогда я схватил кирпич, лежавший под ногами, и врезал ближайшему пацану по башке. Судя по его воплям, соплям и скорости, с какой он от меня улепетывал, у него была совсем иная концепция страдания.

Лет в восемнадцать я додумался до той простой мысли, что в моем теле нет ни одной клеточки, которая не поменялась бы с момента моего рождения. Ведь идея, что я ухитрился растянуть свое младенческое тельце в пятьдесят один сантиметр длиной и три с половиной кило весом до нынешних метра семидесяти пяти и восьмидесяти пяти килограммов, выглядела совсем уж смехотворной. При этом у меня были воспоминания, я мыслил и осознавал каждый день, хотя клетки мозга тоже наверняка менялись. Значит, есть что-то нематериальное. Душа. А значит — я бессмертен, просто за порогом физической жизни перейду в иное состояние. И эта идея примирила меня с бренностью бытия.

Убил я впервые уже в зрелом возрасте. Из-за женщины. Нет-нет, никакой романтики, разве что чувство жалости. Просто уж больно гадок был подонок, над ней измывавшийся. Даме было лет тридцать пять, а тому парню лет тридцать, мой ровесник. Мы все жили в одном подъезде. На разных этажах: парень на втором, дама на третьем, я снимал квартирку на пятом.

Звали его во дворе как-то гаденько — сейчас уж не припомню, то ли Хрюн, то ли Хряк. Он только-только отсидел по хулиганке и, вернувшись, надрался в соответствии с погонялом, а затем избил и изнасиловал соседку. Заявление в милиции принимать не стали, уже не помню почему. С этого момента жизнь женщины превратилась в ад. Скотина Хряк издевался над ней как мог.

Все всё знали и молчали. И я молчал — но молчал, как выяснилось позже, со значением.

Однажды вечером я возвращался домой. На лестничной площадке между этажами стоял Хряк и жрал ханку фугасную из горла.

Упс, дорогие друзья, вы по фене ботаете или на цоте базарите? Нет? Тогда я поясню. Гражданин по кличке Хряк употреблял алкогольный напиток, разлитый в бутылку емкостью 0,75 литра, путем прямого переливания оного из емкости в гортань, не используя стакан.

Решение пришло моментально. Хряк, увлеченный процессом, не обращал на меня внимания. Я поднялся на ступеньку выше, резко повернулся, ударил ладонью по донышку бутылки, забивая ее в глотку мерзавца, после чего подсек его ногой под коленки и прихватил голову сзади, затыкая нос. От неожиданности он даже не особо сопротивлялся — захлебнулся практически моментально, глупо взмахивая руками, как пингвин, пытающийся снять с клюва противогаз. Не помните, у пингвина клюв? Неважно, не напрягайтесь.

Минут пять я его еще подержал. Было довольно противно: умирая, Хряк обмочился, да еще из пасти выбивались какие-то ошметки. Потом отпустил тело и поднялся к себе. И вот тут меня накрыло. Я дико, страшно гордился собой, меня распирало от осознания, какой я молодец, хотелось позвонить соседке и успокоить ее, сказать, что она отомщена. Но тут, к счастью, включился мозг. Стоп! Опасно. Нельзя рисковать. Однако чувство радостного возбуждения придавало мне сил, и их надо было на что-то израсходовать.