Задний ход конструкцией не предусмотрен
Шрифт:
— Серьёзно?
— Ну, теоретически… В Центре разбежка в худшие годы была ого-го. Но потом запустили вторую часть, и сейчас пара минут в сутки. Тут — без понятия.
— Тогда действительно лучше поторопиться…
— У тебя маячок-таблетка, которую я тебе давала, с собой?
— Да, не пригодился же. Ты сама меня нашла.
— Давай сюда.
Я порылся в кармане и отдал ей чёрный диск с прорезью. Девушка переломила его сильными пальцами и кинула обломки в кусты.
— Скорее всего, я это место и так найду, — пояснила она, — но с маячком надёжнее. Пошли к
— Дверь же есть? — спросил я, ковыляя по грязной брусчатке.
— Через дверь машины Костлявой не пролезут, — резонно отметила Аннушка. Да и не нравится мне, что ей пользуются… всякие. У меня гостевая авторизация, её может отозвать тот, кто дал, или тот, у кого мастер-ключ, или тот, у кого уровень доступа выше… Не, это не вариант.
Когда мы доковыляли и вышли в холле (в том, который чистый и с ковром, но без лифта), Аннушка сказала:
— Стой. Положи сюда руку.
Я прижал ладонь к чёрной пластине. Она оказалась похожа на ощупь на репер — такая же никакая. Без трения и температуры, как будто не совсем тут. Девушка пришлёпнула мою руку своей, прижала, в ладонь как будто кольнуло электричеством.
— Всё, теперь у тебя тоже есть доступ. Просто на всякий случай.
— Теперь меня тоже убьют?
— Могут. Но, если со мной что-нибудь случится…
— Ничего с тобой не случится. Благодарю за доверие.
— Я не шучу.
— Я тоже.
— Ну и хрен с тобой, солдат. Пошли к «Чёрту». В смысле, к машине моей, а не вообще.
Достав из бардачка простые электронные часы, она вытащила такие же из кармана куртки и положила рядом.
— Вообще не разбежались, можно сказать, — прокомментировала она удивлённо. — Может, пара секунд, а может, и вообще ничего, часы не очень точные.
— Это же хорошо?
— Это странно. Я ожидала реально большого лага, ведь он давно работает. Но… туда кто-то лазил и что-то делал. Может, его останавливали? Тогда локали синхронизировались. А может, ещё что-то. Ладно, погнали отсюда.
Ехали долго, ныряя на Дорогу и выныривая на зигзаги, а потом впервые на моей памяти остановились не тут, а там. В смысле не в срезе, а на Дороге.
— Смотри, солдат. Это мало кто видел.
Дорога ныряет под свод конструкции, образованной четырьмя сходящимися вверху арками из чёрного матового камня. Мы встали прямо в середине, вокруг туман, и мне не по себе.
— Что это?
— Перекрёсток.
— Чего с чем?
— Да хрен его знает, если честно, — призналась Аннушка. — Одного ничто с другим ничтом. Но здесь можно повернуть и остаться на Дороге.
— На той же самой?
— Без понятия. Может быть, повернув, ты окажешься в другой Вселенной, где всё похоже, но чуть-чуть не так… А может, ничего не произойдёт.
— А ты поворачивала?
— Несколько раз. В некоторые места иначе не попадёшь.
— И как?
— Да чёрт его пойми, солдат. Если это другая Вселенная, то и ты другой, а значит, не заметишь разницы. А если та же, то разницы просто нет. Ладно, хватит метафизики. Мне тут как-то не по себе.
Аннушка решительно
Ехать по брусчатке старого города на машине гораздо удобнее, чем ковылять на костылях. Мы снова там же, где были, в локали с Мораториумом.
— Вот, я же говорила, что найду, — сказала удовлетворённо Аннушка. — Теперь можно собрать тут всех, кому не по пути с Конгрегацией, Коммуной, Альтерионом и прочими большими игроками в «Хранителей». Их тут не достанут.
— И что они будут делать? — я оглядел пустую площадь.
— Для начала просто жить. Это, солдат, поверь, уже много. Беглых корректоров не сожрёт Конгрегация, синеглазых детишек Костлявой не сунут в мозгоёбку Школы, кайлитам не отгеноцидят с плеч их бедовые рыжие бошки…
— Чтобы жить, надо что-то жрать, для начала.
— А, ты об этом… Не переживай, найдут пропитание. Кайлиты четверть века на Эрзале выживали почти натуральным хозяйством; корректоры могут ходить, где вздумается, и подбирать, что плохо лежит; у Костлявой аж две глойти — переквалифицируется из кланлидерши в караванщицы, не пропадёт.
— А ты?
— Что я?
— Вот, допустим, собрала ты всех здесь, сказала: «Правьте и владейте, плодитесь и размножайтесь». Типа миссия выполнена, ладно. Чем дальше займёшься?
— Своими делами, солдат.
— То есть всё на этом и закончится?
— А ты как хотел?
— Я хотел, чтобы нет.
— Не любишь законченных историй?
— Ненавижу!
— Тогда разводи костёр. Думаю, доски с тех лесов как раз подойдут на топливо.
— Костёр? Зачем?
— Ты же не думаешь, что я куда-то двину не жрамши? Приготовим ужин, выпьем (я как раз захватила бутылочку виски), переночуем…
— И что дальше?
— Ну, смотри. Кто-то делает гранж и травит им людей, превращая в одноразовых глойти. Мне чертовски хочется открутить этим деятелям их делалки. Это раз.
Аннушка подняла кулак и отогнула на нём палец. Средний.
— Откуда-то высрались уроды на комспасовской технике, у которых акков хоть жопой жуй, причём не нашедшие лучшего занятия, чем пытаться меня грохнуть. Это не то, что можно просто проигнорировать, и это два.
Второй палец — указательный, и теперь она показывает знак V.
— Конгрегация, как выяснилась, творит какую-то херню с корректорами и коллапсами, и в этом, оказывается, по уши был замешан мой старинный приятель Калеб и мой бывший… во всех смыслах, Мелехрим. Я, конечно, не корректор, и плевать мне на их игры, но это, сука, уже личное.
Пальцев стало три.
— Оказывается, корректоры стерильны не от природы, а их сделали такими в Школе. Я не то чтобы планировала становиться матерью, это как-то не идёт к моему образу жизни, но, блин! Такие вещи нельзя делать не спрашивая! И теперь уже я хочу спросить: «Какого чёрта?» и намереваюсь получить ответ.